Это не был сон, не была галлюцинация — ни сон, ни галлюцинация не могут быть такими подробными, такими яркими и отчетливыми. Но тогда что же это было? Как все это объяснить?
— Простите, синьор, вам помочь?
Старыгин опомнился.
В волнении от неожиданного открытия он достиг уже собора Сан-Марко, обошел площадь и свернул к музею Коррер. Машинально предъявил на входе временный пропуск, который выдали ему вчера, прошел несколько залов музея, погруженный в свои мысли, и едва не налетел на музейного служителя, сухопарого мужчину лет пятидесяти в черном пиджаке с логотипом музея. Тот смотрел на странного господина с вежливым недовольством.
— Извините, — смущенно проговорил Старыгин, — я ищу госпожу Анджелу Контарини… доктора Контарини.
Он назвал имя своей коллеги для того, чтобы успокоить служителя, дать ему понять, что он — не сумасшедший, не подозрительный тип, а музейный работник. И его попытка удалась.
— Ах, так вы знакомый доктора Контарини! — Взгляд служителя потеплел. — Кажется, она находится в двенадцатом зале, это вон в том направлении…
Старыгин вежливо поблагодарил служителя и пошел в нужную сторону.
Он прошел несколько комнат, машинально разглядывая представленные в них картины. Картины были первоклассные, но Дмитрия Алексеевича трудно было чем-нибудь удивить, он повидал много первоклассной живописи. Задержался он только возле знаменитых «Венецианок» Витторе Карпаччо — две повидавшие всякого стареющие куртизанки с невозмутимым видом сушат на балконе, залитом солнцем, волосы, выкрашенные в знаменитый золотистый цвет…
В каком-то старинном трактате Старыгин читал в свое время, что сушить волосы после краски нужно было обязательно на солнце. Он полюбовался еще на собак и птиц, окружавших куртизанок, подмигнул павлину и пошел дальше.
Однако в следующем зале остановился как вкопанный.
Перед ним был портрет мужчины лет сорока.
На первый взгляд в этом портрете не было ничего особенного — Старыгин повидал немало таких работ. Что же привлекло его внимание? Что заставило его остановиться?
И тут же он понял.
Лицо этого человека было ему знакомо.
Он видел его на обеих картинах в призрачной церкви Сан-Деметрио — на одной картине этот человек был в запыленном плаще нищего странника, спутника Иисуса Христа, на другой — в роскошном камзоле венецианского патриция.
Так или иначе, это, несомненно, был один из тринадцати персонажей Тайной вечери.
Старыгин подошел ближе к портрету.
На табличке под ним было написано:
«Мастерская Якопо Робусти, прозванного Тинторетто. Портрет графа Джироламо Вилланова».
Ну конечно, мастерская Тинторетто…
Старыгин внимательно осмотрел портрет.
В правом нижнем углу он разглядел мелко написанные белые цифры — 26–17.
Фрагмент Евангелия, в котором повествуется о последней трапезе Христа с учениками, о Тайной вечере…
— Вот вы где! — раздался за спиной Старыгина мелодичный женский голос.
Он обернулся и увидел Анджелу Контарини. Сегодня итальянка была в простом черном платье, которое выгодно подчеркивало ее отличную фигуру. Волосы цвета палой листвы были скручены на затылке в небрежный, естественный узел. На шее у Анджелы была простая серебряная цепочка, правда, чудного, необычного плетения, из-за чего Старыгин сразу же определил ее как старинную. Впрочем, Старыгин тут же опомнился и постарался отвести глаза. Не дело это — пристально разглядывать малознакомую женщину.
— Ну да, конечно, я так и подумала! Вы сразу нашли этот портрет. Он написан примерно в то же время, что и портрет адмирала Морозини, который вы привезли. Правда, нам не удалось доказать, что этот портрет принадлежит кисти самого Тинторетто, возможно, его написал кто-то из его учеников… — Анджела сегодня была оживлена и улыбалась ему открыто и дружелюбно.
— Можете не сомневаться — это Тинторетто! — перебил Старыгин коллегу.
— Да? — Она взглянула на него с сомнением и уже без улыбки. — Почему вы так в этом уверены?
— Вот почему! — Старыгин показал на цифры в углу картины.
— Что? — Анджела внимательно взглянула на эти цифры, и ее брови поползли вверх. — Что это за цифры? Какое отношение они имеют к авторству Тинторетто?
Старыгин вовремя опомнился и прикусил язык.
Если он не хочет, чтобы Анджела считала его в лучшем случае сумасбродом, не стоит выкладывать ей свои мысли о Тайной вечере. По крайней мере, не нужно говорить о двух картинах, которые он видел в таинственной церкви Сан-Деметрио.
И ведь дал же себе слово не болтать лишнего, а вот, пожалуйста — улыбнулась ему красивая женщина, и он все на свете позабыл! Нет, так не годится, нужно вести себя осторожнее.
— Это отсылка к Евангелию, — проговорил наконец Старыгин. — К Тайной вечере.
— К Тайной вечере… — Анджела задумалась, взгляд ее затуманился. — А вы знаете, в этом, пожалуй, что-то есть… в то же самое время, когда предположительно был написан этот портрет, Тинторетто работал над одним из вариантов Тайной вечери по заказу сенатора Лодовико Контарини.
— Контарини? — переспросил Старыгин, выразительно взглянув на свою собеседницу.