Тайна трех: Египет и Вавилон

«Совершенство бытия во мне и небытие во мне. Я — Сэт, небытие среди богов. Остановись же, Гор! Сэт сопричислен к богам», — говорит Озирис Гору, сыну своему и мстителю (Кн. Мертв. VIII, 3). Это значит: Озирис и Сэт — одно. Сэт и Озирис суть две ипостаси Единого Бога. «Он знает день, когда его не будет»: это «не будет» и есть небытие в Боге — Сэт.

По Шеллингу, «три потенции» в Боге изображаются алгебраически так: + А — А ± А. Небытие и бытие, отрицание и утверждение, гнев и любовь — два начала, соединенные в третьем: Сэт и Озирис в Горе. «Я начал быть, как Бог, Единый, но Три Бога были во Мне», — говорит бог Нун в книге «Апофиса». Или, как мы теперь сказали бы: три Ипостаси в Боге Едином — Тайна Трех, Пресвятая Троица.

Вот к какому богопознанию ведут эти символы.

XXVII

Св. Климент Александрийский, до обращения в христианство, посвящен был во многие языческие таинства, между прочим и в Озирисовы. Он, может быть, о них вспоминает, когда говорит: «И варварская, и эллинская мудрость видят вечную истину в некоем растерзании, распятии — не в том, о коем повествует баснословие Дионисово, а в том, о коем учит богословие вечного Логоса» (Strom., I, 13). Так, соединяя растерзание Диониса и Озириса с распятием Логоса, зримую тень с Телом незримым, св. Климент не кощунствует, а славит Господа.

XXVIII

Под ярким солнцем, на белом песке, черная тень — Озирис. Только тень; тела Египет не видит. Мы видим, и неужели не узнаем, чья это тень?

ОЗИРИС, ТЕНЬ ВОСКРЕСШЕГО

I

Озирисова мумия прильнула, как бы прилипла, к земле чревом и персями, плоско, мертво, немощно. Земля от земли, прах от праха. Земная куколка небесной бабочки. Тело из диорита светло-зеленого, темно-пятнистого, подобно телу червя: как червь, ползет, пресмыкается. Червь и Бог вместе. Уже воскресает, но еще не воскрес: еще окоченелость в теле, скованность, мертвенность. Но уже приподнял голову, открыл глаза, улыбнулся, и в этой улыбке — вечная жизнь, солнце незакатное.

II

Во всем христианстве, за двадцать веков, ничего подобного. Над ним надо всем — знамение крестное, смертное, но не воскресное.

Мы знаем, что Христос воскрес, но как воскресал, не знаем, не видим, не слышим, не чувствуем. Приближение постепенности к прерыву, необходимости к чуду, тела Умершего к телу Воскресшего, брезжущий свет воскресения — все это невообразимо для нас. Этого мы не знаем и знать не хотим или не смеем.

Египет смел. Пять тысяч лет только и делал, что вдумывался, вглядывался в это с неустрашимою пытливостью.

III

В ряде последовательных образов, как бы в мгновенных снимках для кинематографа, изображается постепенно воскресающее тело Озириса: по телу мертвеца сначала пробегает слабое содрогание, как по телу куколки, в которой шевелится готовая выпорхнуть бабочка; потом медленно-медленно он подносит руку к лицу, как просыпающийся от глубокого сна; сгибает колени, ищет ногами упора; наконец с усилием все тело приподымается выше и выше и вдруг встает из гроба, вскакивает, как бы взлетает с божественною легкостью.

Изображения эти так «внушительны», что рождают не мысль в уме, а ощущение в теле.

«С ним сделалось то, что бывало с ним в вагоне железной дороги, когда думаешь, что едешь вперед, а едешь назад, и вдруг узнаешь настоящее направление» («Смерть Ивана Ильича» Л. Толстого)

Кто знает, жизнь не есть ли смерть,
А смерть не есть ли жизнь?
(Euripid. Fragm., ар. Plat., Gorg.)

IV

Да, это не в уме, а в теле загорается: глядя на любящих — хочется любить, на пляшущих — плясать, а на воскресающих — воскресать.

V

«Египтяне первые научили людей тому, что душа человека бессмертна» (Геродот. II, 123). Геродот, так же как Платон и все вообще эллины, кроме Гераклита и орфиков, не понимает, что воскресение вовсе не есть бессмертие.

Бессмертие души — только идея в уме, а воскресение плоти — опыт. На вопрос, победима ли смерть физически, нельзя отвечать доводами разума, как делает Сократ в «Федоне»; ответить на него можно только опытом. Воскресение плоти — или бессмыслица, или действительнейшая из действительностей, опытнейший из опытов.

Весь Египет и есть не что иное, как опыт воскресения. И пусть не удался он или не закончился в самом Египте. Но, если когда-нибудь, где-нибудь удастся, — христиане верят, что уже удался, — то это будет не без Египта.

Вот почему: «от Египта воззвал Я Сына Моего» (Матф. II, 15).

VI

Хорошо это или плохо, мудро или глупо, но не метафизики «бессмертья», а «воскресной физики» ищет Египет; воскресению плоти у самой плоти учится. Понимает, может быть, не хуже нашего, что физика эта — порядка нездешнего, в котором все неизреченно и немыслимо для нашего слова и разума; мыслится только в безумных «радениях», оргиях, изрекается только в безмолвных таинствах.

VII

В плоти ищет и находит Египет три тайны воскресные.

Первая тайна — в плоти космической.