Читаем Тайна семьи Фронтенак полностью

– Не угодно ли вам не говорить о том, в чем ничего не понимаете, о том, что писано не для вас? Вы одобряете только то, что вам уже известно, что вы уже где-то прочли. Все новое шокирует вас – и всегда шокировало таких людей, как вы. Жан-Луи подтвердит. Он мне говорил, что даже Расина современники не понимали…

– То Расин, а то галиматья какого-то молокососа!

– Послушайте, дорогой мой, занимайтесь своими клепками, а поэзию не трогайте. Это не ваше дело – и не мое, – добавила она, чтобы немного его успокоить: Дюссоль надувался, как индюк, и затылок его побагровел.

– Мы с госпожой Дюссоль в курсе всех литературных новостей… Я старейший подписчик в обществе «В мире книг», а на журналы у меня даже специальная подписка. Тут мы тоже на высоте. Еще вчера мне один товарищ по Коммерческому суду говорил: «Разговор госпожи Дюссоль потому особенно приятен, что она все читала; она вспомнит и перескажет вам содержание романа или пьесы, которую читала несколько лет назад, как будто прочла ее только что». Он даже так выразился: «Это не женщина, а ходячая библиотека…»

– Остается ей позавидовать, – сказала Бланш. – А у меня память как сито: ничего не остается.

Она уничижала себя, чтобы задобрить Дюссоля.

– Уф! – вздохнула она, когда старики наконец распрощались.

Она подошла к камину, хотя батареи жарили вовсю, но, сколько Бланш ни жила в этом доме, все никак не могла привыкнуть к центральному отоплению. Чтобы не замерзнуть, ей нужно было видеть огонь, обжигать себе ноги. Ей было очень грустно. Еще и Жозе потерять! А на будущий год он хотел идти добровольцем в Марокко… Не надо было отпускать Ива: не то чтобы она соглашалась с Дюссолем, но, право же, писать стихи он мог и в Бордо. В Париже он ничего не делает, уж это верно…

– Ведь это ты, Жан-Луи, вбил ему в голову эту мысль. Сам он никогда бы не уехал.

– Но признай, мамочка: с тех пор как сестры вышли замуж, как ты поселилась с ними в этом доме, ты живешь только ради их семейств, ради их малышей, и это естественно! А Иву среди пеленок было бы одиноко…

– Одиноко! А я-то ночи напролет с ним сидела, когда у него было воспаление легких…

– Да, он говорил: рад, что болен, потому что снова с тобой…

– Неблагодарный, просто неблагодарный! – Жан-Луи не отвечал. – Между нами, как ты думаешь, что он делает в Париже?

– Ну как же: он пишет книгу, встречается с другими писателями, разговаривает о том, что ему интересно. Он там вхож в журналы, в литературные круги… Откуда же я знаю…

Госпожа Фронтенак покачала головой. Все это были пустые слова. Живет-то он как? Потерял все свои принципы…

– Между прочим, его стихи глубоко мистичны… – Жан-Луи покраснел, как рак. – Тибоде недавно писал, что в них предложена метафизика…

– Пустяки это все, – перебила госпожа Фронтенак. – Какой смысл в этой его метафизике, если он и Пасху не празднует. Мистик! Мальчишка, который и не думает причащаться! Вот еще!

Жан-Луи ничего не отвечал, и она продолжала:

– Когда ты бываешь в Париже – что же он все-таки говорит? Рассказывает, с кем встречается? По-братски…

– Братья друг друга угадывают, – ответил Жан-Луи, – понимают друг друга до какой-то точки… но не откровенничают.

– Какая чепуха… как у вас все сложно…

И Бланш, опершись локтями о колени, поворошила огонь.

– Как же быть с Жозе, мамочка?

– Мальчишки, мальчишки… хорошо, хоть ты…

Она посмотрела на Жан-Луи. Так ли уж он был счастлив? У него на плечах лежала тяжкая ноша, ответственность; он не всегда ладил с Дюссолем, и Бланш должна была признаться, что ему подчас не хватает осторожности, чтобы не сказать здравомыслия. Социальная помощь рабочим – это, конечно, мило, но, как говорит Дюссоль, когда сводишь баланс – видно, сколько это стоит. Бланш была вынуждена встать на сторону Дюссоля, когда он воспротивился «заводским советам», которые Жан-Луи хотел составить из представителей рабочих и дирекции. Не хотел он слушать и о паритетных комиссиях, устройство которых Жан-Луи безуспешно ему объяснял. Но в одном пункте Дюссоль уступил – притом как раз в том, на котором молодой компаньон особенно настаивал. «Пусть попробует, – говорил Дюссоль, – хоть бы оно и дорого стало: надобно же ему перебеситься…»

Главная мысль Жан-Луи была – заинтересовать работников в положении дел на всем предприятии. С согласия Дюссоля он собрал рабочих и объявил им свое решение: распределить между ними акции пропорционально стажу работы в фирме. Здравый смысл Дюссоля восторжествовал: рабочие нашли эту идею смешной; и месяца не прошло, как они продали свои акции. «Я же ему говорил, – твердил Дюссоль. – Пришлось ему признать очевидное. Убытка мне не жалко. Теперь он знает, в каком мире живет, и не строит иллюзий. Самое-то смешное, что рабочим нравится, каков я хват; они знают: меня не проведешь, да и говорить я с ними умею, они ко мне привязаны. А он какой ни будь социалист со своими идеями, а работники его считают гордым, недоступным; чуть что, они всегда сразу ко мне».

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная классика

Кукушата Мидвича
Кукушата Мидвича

Действие романа происходит в маленькой британской деревушке под названием Мидвич. Это был самый обычный поселок, каких сотни и тысячи, там веками не происходило ровным счетом ничего, но однажды все изменилось. После того, как один осенний день странным образом выпал из жизни Мидвича (все находившиеся в деревне и поблизости от нее этот день просто проспали), все женщины, способные иметь детей, оказались беременными. Появившиеся на свет дети поначалу вроде бы ничем не отличались от обычных, кроме золотых глаз, однако вскоре выяснилось, что они, во-первых, развиваются примерно вдвое быстрее, чем положено, а во-вторых, являются очень сильными телепатами и способны в буквальном смысле управлять действиями других людей. Теперь людям надо было выяснить, кто это такие, каковы их цели и что нужно предпринять в связи со всем этим…© Nog

Джон Уиндем

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги