Я удовлетворен. Он смутился и побледнел. Я говорил настойчиво и угрожающе.
— Это родовое кольцо. Герб князей Радомирских. Они далеко не разорены. Им не нужно продавать свои драгоценности. Следовательно…
Молчание.
— …Следовательно, это кольцо украдено… Украдено вами.
— Нет…. — Он весь дрожал.
— Тогда почему оно у вас?
— Это… подарок… Но я дал слово не говорить…
— Слишком много тайн. Как вы докажете?..
Он молчал.
— Вы не сумеете доказать.
Он сказал с злобным презрением:
— Если вы полицейский агент, — делайте свое дело.
Я взглянул на нею. Спокойная презрительная усмешка. Ясно. Его запугать нельзя.
Великолепные данные. Решительно, мне нравится этот юноша. Вдруг я расхохотался, хлопнул его по плечу и сказал:
— Дорогой мой… Я вам верю. И знайте, что это дружеская мистификация… — И потом, переменив тон, продолжал с располагающей к откровенности задушевностью:
— Дорогой мой… Я вдвое старше вас… Ваша Аминта — сокровище… Я все это придумал для того, чтобы узнать, насколько вы достойны ее… Вы честный малый, и я спокоен за ее судьбу.
В этот момент Аминта вышла в сад. Как меняется это лицо. Беатриче Габриэля Россетти, Беатриче…
Никогда еще не было такой пленительной прохладной тишины на озере.
Я отниму у него Аминту, хотя бы мне пришлось…
10…Вчера я подслушал замечательный разговор, который едва не переменил финал всей этой истории. Я был в гараже и возился с тормозами. Это входило в мои планы следующего дня. Мой шофер остановился у входа в гараж и болтал о разных пустяках с кельнером из отеля. Я еще раньше обратил внимание на этого веселого малого, итальянца из Тосканы, слегка развязного щеголя — прямой персонаж французской комедии — Сганарель из итальянцев.
— Нот, я прямо лопаюсь от тайны… Она переполняет меня… Ты слышишь, Жюль?..
— Я слышу.
— А он…
«Он» — это относилось ко мне. Жюль отвечал:
— Кретин… Ты разве не знаешь этих спортсменов?.. У него голова в радиаторе…
— Дело касается крошки из сорок шестого номера…
Сорок шестой номер… Комната Стибора и Аминты… Я слушаю.
— Ты можешь мне испортить пробор, если я лгу… Пусть это не совсем благородно, но я не могу молчать… Вчера я принес мосье глинтвейна… М-сье был в саду, а мадам сидела, как картина в раме окна… Я поставил глинтвейн и, отвесив, какой полагается прелестной даме, поклон, вильнул к двери. И вдруг, я вижу… Нет, ты умрешь от злости… Я вижу, что мадам улыбается мне и не так, как это принято у них, улыбается не для того, чтобы лишний раз показать жемчужные зубки. Она улыбается так… Я хорошо понимаю эти штуки… Так улыбается дама, которая… Притом она смотрит на меня так, что я весь холодею, от пробора до пяток…
Я слышу тихий смех итальянца, ему вторит пропитой кашель Жюля.
— Ну, и дальше…
— Дальше… Лопни от зависти, Жюль… Она поднимает руки вверх, откидывает голову, и я вижу в ее глазках…
— Не ври…
— Санта Мариа делле Грациа… Сен-Сальвадор… Мой поднос летит в кресло, я поворачиваю ключ в замке и…
У меня темнеет в глазах. Когда я с трудом возвращаю себе спокойствие, у меня в правой руке мой маленький маузер, который направлен в сторону голоса. Затем, по привычке обдумывать каждый свой шаг, я решаю, что нельзя же застрелить человека за глупую и смешную ложь…
— Мадонна… Клянусь, это подарок за мою благочестивую жизнь… Эта женщина… Это небеса… Только пять минут… А потом я захватил мой поднос и испарился, как прошлогодний ливень…
— Ты врешь…
— Маленькое доказательство… У нее выше локтя тонкий браслет, кружок… Откуда я мог бы это знать… Мадам не носит открытых платьев… Хочешь — проверь… Я не говорю уже о родинках… У меня было мало времени… Ты понимаешь.
Оба хохочут и, когда я ухожу из гаража, опять подавляю в себе самые свирепые желания…
«Белый орел» молчит. Это хорошо. Пока я не в состоянии заниматься делами.
Несомненно, я не нужен Аминте. Но также ей не нужен Стибор Бони. Все дело в том, чтобы устранить его. Добровольно он не уйдет. Когда я уяснил себе положение, я обдумал план, который постепенно привожу в исполнение. Он подозрительно поглядывает на меня. Доверия нет. Он избегает оставлять Аминту одну. Они стали реже спускаться вниз, в общий зал.
Я отпустил шофера и почти весь день провел в гараже, осматривая и разбирая машину. Выйдя из гаража, я похвалил машину старому спортсмену — хозяину отеля. Он недоволен. Это скорее гоночный автомобиль, а не удобный экипаж для прогулок. Он вообще против новых серий. Его фаворит — двадцатичетырехсильный «Заурер-лимузин». Стибор Бони слушал нас и не принимал участия в разговоре. Я предложил ему прогулку в Ко, которую мы отложили три дня назад. Может быть, он не решается оставить мадам? Она себя дурно чувствует… Не так ли? Он ничего не сказал о мадам и согласился ехать.