Тайна расстрелянного генерала

Ерофей Фомич вспомнил, как в коллективизацию колхозный активист Проня Соломатин сильничал девок и склонял их к любви при помощи пистолета, назначенного ему по должности новой властью. И Ерофей Фомич очень пожалел, что нету при нем табельного оружия. Теперь приходилось стонать и каяться: "Прости… погоди…"

— Дом отдам!… — выдохнул он давнюю мысль, которая зрела в нем душными сеновальными ночами. Округлил глаза до боли, так, что брызнули слезы. Все!… Отдам!…

Цепко схватил Надежду опять, но та вывернулась непонятно какой силой, взлетела на двуколку и, нахлестывая лошадь, помчалась прочь.

Ерофей Фомич, несуразный и одинокий, остался возле березы. Надежда не знала, о чем он думает, не догадывалась, как ему не хватает пронькиного пистолета. Фомич с завистью вспоминал, как нагло прохаживался по деревне удачливый Пронька. Правда, потом утоп в дремучем Рогожинском болоте, за пять верст за лесом, куда сроду не ходил.

Надежда, оказавшись в безопасности, бросила вожжи и пустила лошадь медленным шагом, постепенно успокаиваясь. Впереди началось курлыканье, будто приближавшийся лес оказался полон птиц. Курлыканье раздавалось все сильнее, но небо было пустым. Потом на чистую синь из-за леса легко выбросился журавлиный клин и, набирая высоту, стремительно начал уходить поверх солнца. Это была счастливая минута, и Надежда окончательно пришла в себя.

* * *

Тетка не посмела устраивать выговор племяннице, хотя тоже была недовольна.

— Вона! Думала на Демьяна, — сказала она со вздохом, чтобы слышал Борис. — А косой Фомич оказался шустрее.

Людмила Павловна достала бутылку вина и сказала, подняв бокал:

— Выпьем за несчастную любовь! — Потом добавила, расчувствовавшись: Примаком в семье жить несладко. Да… Но здесь!… Ты что, не можешь оттаскать ее за косы?

Борис неторопливо отпил вино и глянул потемневшими синими глазами:

— Она же обрезала косы в прошлую зиму. У нее кос нету.

Они выпили бутылку до конца. Начало темнеть. Даже июньский вечер не выдерживал, то ли от позднего часа, то ли от тяжелых туч, спустившихся за окном. Капли дождя ударили по стеклу.

— Не знаю! Будь моя воля… — не выдержала тетка.

В конце деревни, на бугре, где по субботам собиралась молодежь, запела гармонь: "…От полудня до заката…"

Петька-гармонист всякий раз начинал одну и ту же песню. Услыхав ее, бабы вздыхали: "Знать, сегодня Петька…" Напарник его появлялся на бугре пореже и всегда начинал с вальсов.

Лицо Бориса обострилось. Тетка посмотрела на него с задумчивостью:

— Да… Конечно! Ты знаешь, что генерал вам жить не даст. И главное, Надежда это чувствует. Ну, твое дело! Упустишь время, потом будет поздно.

Стукнула дверь. Никто, кроме Нади, уже не мог прийти. И все же мысль о ней не принесла Борису облегчения. Надежда действительно возникла в проеме двери, смеющаяся, привлекательная той особой мучительной красотой, какой природа наделяет изменщиц.

— А по какому случаю праздник?

Ни слова не говоря, Борис рывком поднялся и вышел.

Едва начавшийся дождь прекратился. Сырой, темный ветер донес пиликанье гармошки, и Борис отправился туда, где веселилась молодежь. Отыскал в кружке танцующих девушку, которую раньше приметил, — Настю Аникину. Она сама, бросив кавалера, подошла.

Знакомство их началось с первого дня работы в бригаде. Настя приносила отцу обед. Была она красивая, рослая, в отличие от маленького Аникина, светлые косы уложены кругом на голове. А когда однажды пришла с распущенными волосами, у Бориса дух занялся от объявившейся красоты.

— Редкий го-ость! — пропела она, подходя. — Ай завтра не подниматься?

В спустившихся сумерках глаза ее сияли.

— Хватит времени, — отшутился Борис.

Они покружились несколько танцев. Когда говорить было не о чем, похваливали гармониста. Потом начались частушки, и Настя, разбивая пыль каблуками, пропела про милого парнишечку, которого отбила другая, злая зазноба. И получалось так, будто бы она смотрит на Бориса, обращается к нему.

Пока играла гармонь, они были вместе. Но расстались легко, Настя ничем не выразила сожаления.

— Завтра принесешь отцу обед? — спросил Борис. — Увидимся?

Ему хотелось шутить, но Настя не поддержала его веселости. Ничего не ответила, только посмотрела на него. Для нее ничего шуточного не было в этом разговоре. Могла пойти с ним, если бы позвал. Но пошла за подружками.

Борис воротился домой. Надежда стояла в комнате, отвернувшись от окна. Незнакомая, осунувшаяся.

— Я тебе эту Настю не прощу! — произнесла она, недобро блеснув глазами.

— А я тебе — катание на лодке, — зло ответил он.

Она остановилась, недоуменно подняв брови, словно хотела сказать: "И это известно?" Но промолчала.

7

Если в начале весны Надежда собиралась в Синево с душевным подъемом, то потом ее настроение переменилось. И вернулись они с Борисом в конце лета совсем чужими людьми.

Надин отец, не заметив перемены, по-прежнему не упускал случая кольнуть зятя. Но теперь, к удивлению своему, не встречал сопротивления дочери.