Тайна пленного генерала

Глеб лихорадочно работал головой, шансы на успех были минимальные, но хотя бы не нулевые. Полицаи Чижова были из Калязина, то есть в Лозыре им делать нечего и никто не будет искать в Лозыре пропавшую на проселке подводу. Трупы могут найти – спишут на партизан; могут списать и на советскую разведку, ищущую пропавшего генерала, но это уже как повезет – без риска ничего не бывает. Полицая на ГАЗе – тоже Калязинские и к Лозырю не имеют отношения, пусть ищут своих пропавших – флаг им в руки.

– Что такое Лозырь, Виктор Павлович? Рассказывайте!

Чижов говорил много, долго; понимал, что будет жить пока говорит.

Городок на северо-западе и эта дорога после развилки именно туда и приведет. Шесть километров до Лозыря, столько же до Калязина, но от развилки надо повернуть направо. В Лозыре населения больше, это почти город, много старых купеческих зданий, прилично архитектура, до войны там работали карьеры, химический завод, элеватор, завод по производству станочного оборудования. Севернее Лозыря – шоссе стратегического значения, по которому можно добраться чуть ли не до Москвы. До войны в городе проживало тысяч двенадцать населения, ходил общественный транспорт, работали объекты культурного назначения. Сейчас хорошо если шесть тысяч народу осталось, много полицейских, комендантская рота из военнослужащих вермахта, подразделения Ваффен СС в количестве двух взводов. Но жизнь продолжается – работают рынки и магазины, народ пытается что-то зарабатывать, немцы разрешили частную собственность и труд батраков. Активно идет набор в так называемые Хиви – добровольные помощники вермахта: водители, повара механики. Позавчера в здании клуба прошел слет полицейских подразделений района, говорили пафосно, присутствовало руководство немецких частей и даже парочка офицеров с черепами на кокардах.

Чижов увлекся – говорил, глотал слезы, не мог остановиться. Сзади к нему не слышно приблизилась Анастасия, достала пистолет с навёрнутым глушителем, вопросительно глянула на командира, тот пожал плечами. Настя представила глушитель к голове предателя и надавила на спуск…

Дальше была раздача ценных указаний.

Мёртвые тела оттащили ещё дальше в лес, забросали ветками; полицейское обмундирование надевали неохотно, кривили носы; изучали документы, проштампованные имперским орлом; жаловались, что совсем не похожи на мертвецов…

– Ведите себя правильно и не придётся предъявлять, – получал Шубин.

Собственное обмундирование, включая маскхалаты, затолкали на дно подводы, туда же спрятали ППШ, лыжи.

– А мне прикажите идти вот так? – развела руками Настя, демонстрируя вызывающую звезду на шапке и весьма привлекательный бюст.

– Анастасия Игоревна, специально для вас, – объявил Резун, зарываясь в сено. – Полицаи наворовали много женской одежды, она добротная – плохого не брали. Здесь и пуховые платки, и шерстяные юбки, и пальто, и обувь всякая разная… Уж не побрезгуйте, ради святого дела. Понимаем, что неприятно, а представьте насколько нам неприятно носить полицейские портки – эти сволочи неделю не мылись.

– Мы даже зеркало вам дадим, – засмеялся Кошкин.

Уныло мялся в стране красноармеец Кармерзы, ревниво с завистью поглядывая на товарищей. Шубин заранее предупредил:

– Тебе не переодеваться. Ну что, товарищи мародёры поневоле, готовы в путь? – Глеб с усмешкой оглядел свое преображённое войско.

Разведчики брезгливо морщились, смотрелись они, конечно, вызывающие. Далеко не всем полицейская монтирование было по размеру, но и настоящим полицейским оно было не по размеру, что выдали, то и носили!

Кошкин сдвинул на затылок палевую кепи, посвистывал сделанным спокойствием.

– Отлично смотритесь! – похвалил Шубин. – После войны не забудьте устроиться клоунами в цирк.

– Деньги брать будем? – Курганов вынул из кармана пачку мятых банкнот, с подозрением посмотрел, понюхал. – Смотри, мужики, незнакомые купюры – фашистские видать! Зарплату уже получили, черти!

Видеть рейхсмарки им уже приходилось – невзрачные бумажки, по одной и две марки, мелкие монеты по пять и десять рейхспфеннигов; банкноты в пять марок солиднее, крупнее, на аверсе аналог немецких рабочего и колхозника, на реверсе военный мемориал в Берлине, когда-то использовавшийся как военный госпиталь. В кармане мёртвого Чижова, помимо сигарет и тяжелой зажигалки, обнаружилась худая пачка купюр по двадцать марок – удачно господин Чижов продал свою родину! Изображение Альбрехта Дюрера – знаменитого художника эпохи Возрождения, на обороте бранденбургские ворота и даже водяные знаки присутствовали, если глянуть на просвет – вереница ромбов как на петлицах советских политработников. Ну что ж, по крайней мере нищенствовать в логове врага не придется!

– Готовы, товарищ лейтенант! – плакатно вытянулся Кошкин. – Ко всему на свете готовы, особенно под вашим началом, господин штабс-фельдфебель! Только объясните, что делать?