Тайна пансионата «Уют»

Понятые — две докучливые старушки — при этом всё охают и ахают: «Да как же так! Да что же это!» — и вразнобой торопятся заверить, что Эдик «всегда такой хорошенький, такой милый мальчик!» и что мать души в нём не чает…

А мать не плачет, лишь беспомощно и растерянно прислушивается к выкрикам сына, а когда его уводят из квартиры, провожает тоскливым взглядом.

Мы оставляем в квартире засаду — на случай, если сюда задумает наведаться его сообщница — и отправляемся в отдел.

На улице уже окончательно стемнело. В открытую форточку машины врывается прохладный ветерок… И так хорошо на душе, так хорошо, что невольно мысленно убегаю к Елене. Целый день с ней не виделся. Как-то встретит меня, что скажет?

А Лена ничего и не говорит. Лишь печально смотрит и молчит… В груди моей всё переворачивается от возникшей тревоги: когда так смотрит и молчит, значит, чем-то расстроил её. Но чем?

Тихо и осторожно спрашиваю:

— Что не весела?

Она грустно усмехается.

— Я так ждала тебя сегодня… Неужели и в выходные дни ты не можешь побыть дома?

Облегчённо перевожу дыхание.

— Почему не могу? Могу! Вот только разберёмся с «Бирюзой»…

Лена недоверчиво качает головой.

— Ой, Демичевский… Свежо предание…

— Знаешь что? Выходи-ка ты за меня замуж, а? — неожиданно для себя выпаливаю я и замираю в тревожном ожидании ответа.

Глаза Лены округляются.

— Ты это… серьёзно?

— Конечно!

Она некоторое время снова молчит, потом с запинкой отвечает:

— Спасибо тебе за лестное и столь дорогое для меня предложение. Но… замуж за тебя… я пока не пойду.

— Почему?! — вскрикиваю запальчиво.

Лена предостерегающе вскидывает палец к губам:

— Тише — маму разбудишь.

И вдруг берёт в ладони мои руки, как в тот недавний, памятный для меня вечер, и целует их.

Непостижимо!

Совершенно сбитый с толку, я осторожно высвобождаю руки.

— Как же тогда понимать тебя?

Лена выпрямляется, задумчиво смотрит в сторону.

— Ты прости меня, Демичевский. Я и сама себя не понимаю.

Она переводит на меня взгляд.

— Хочешь откровенно?.. Когда ты появился у нас, показался мне таким молчуном, таким нелюдимым… И захотелось расшевелить тебя… А сейчас вот места себе не нахожу, если не увижусь с тобой хоть денёк. Вот ведь как всё получилось.

— Тогда почему… отказ?

— По-моему, ты поторопился со своим предложением. Разве обо мне думал в тот наш вечер?

— Много ты знаешь, о ком я думал, — бурчу с раздражением. — И не такой я сухарь, как ты считаешь, нашли бы общий язык.

— Да, ты не сухарь, — соглашается Елена. — Просто был замороженный какой-то… А душа у тебя чуткая, отзывчивая. Потому и прошу — давай пока останемся просто друзьями.

«Просто друзьями»? Ну нет. Такое мне не подходит. А как быть с третьим? С тем же Славиком? Не зря он вокруг неё так увивается…

Лена выжидающе смотрит на меня. Прекрасное лицо её даже побледнело от волнения.

— Не хочу просто дружить, — говорю я и слышу, как предательски срывается мой голос, словно у обиженного мальчишки. — Я не могу без тебя, ясно?

На лице Лены появляется едва заметная улыбка. Она приподнимается на носки и целует меня в щёку. Потом быстро уходит к себе.

Вот это выдался денёк! А что грядущий день готовит?

10

Ночь, а мне не спится. Всё вспоминаю разговор с Еленой, думаю о тяжёлом ранении Кандаурова, перед глазами, словно в видеозаписи, мелькают сцены задержания Камилова… Не отпускает мысль: надо скорее найти его сообщницу. С ней-то теперь, конечно, разбираться будет проще. Хотя что в нашей работе даётся просто? Да, завтра новый день, новые заботы…

С тем и отправляюсь утром чаёвничать на кухне. Лена не показывается. То ли ещё не проснулась, то ли просто скрывается от меня… И тревога сковывает грудь. Томлюсь ожиданием, но Лены всё нет и нет. А мне надо в отдел. Следует выяснить, кто сообщница Камилова.

Пока шагаю по солнечным улицам к райотделу, всё больше склоняюсь к мысли, что необходимо срочно отыскать бывшую подругу Камилова — парикмахершу Светлану. Много ли в городе парикмахерских? За день — все обойдёшь. Можно, конечно, справиться о Светлане, обзвонив все эти заведения по телефону, но стоит ли тревожить администрацию, пойдут ненужные разговоры…

А Светлана может знать о приятельницах Камилова. Вот захочет ли назвать их?

В райотделе наша следственно-оперативная группа уже в сборе. Наумов старательно опрашивает по моей просьбе соседей Камилова, Губин сличает пальцевые отпечатки Эдика с теми, что обнаружены в машине Власова, а всё так же элегантно разодетый Громов откровенно томится в своём кабинете, ожидая каких-либо распоряжений.

Первым делом интересуюсь у Наумова, что с Кандауровым. Может, ему уже лучше?

Сергей крутит головой.

— Врачи говорят, он в кризисной ситуации. И каким будет исход её — предугадать трудно.

— Но надежда есть?

— Лишь бы сердце не подвело.

«Может, и выдержит», — думаю я и иду к Губину.

— Ну, как пальчики? — спрашиваю. — Кто оставил их в машине?

Он вскидывает на меня свои всегда серьёзные глаза.

— Теперь сомнений нет: те, что в салоне, — Камилова. Официальное заключение получишь позднее.

Я закрываю за собой дверь лаборатории Губина и отправляюсь к Белову.