Тайна острова Химер

С наступлением ночи дождь усилился, но супруги уже вернулись в замок. По дороге от жандармерии они говорили только о работе, стараясь держаться подальше от личных проблем.

Мари позвякивала льдинками в своем стакане с виски, пытаясь этими звуками смягчить чувство неловкости, воцарившееся в гостиной.

Она знала, что назрел откровенный разговор, способный внести ясность в их отношения. Но как облечь в слова все смутные сомнения, которые крадучись проникали в нее? Что осязаемое могла она поставить ему в упрек, кроме приступов ярости, в общем-то понятных? Рухнули все ее устои, остались одни колебания.

Мари отдавала себе отчет в том, что ее ранила и поселила в ней сомнения забывчивость Лукаса. Как мог забыть он слова, сказанные им во время самого значительного эпизода их любовной истории: «Почему все кажется возможным, когда все становится невозможным?»

— О чем думаешь? — вдруг спросил он.

Вопрос-ловушка.

— О гроте на Лендсене. О том, что ты сказал мне в тот день. Мне опять хочется услышать это.

Лукас пристально посмотрел на нее:

— Во что ты играешь?

— Я не играю… Скажешь тоже…

— Мари, с меня хватит! — взорвался он. — Чего ты добиваешься? Подвергнуть меня тестам? Думаешь, я не замечаю твоего недоверия ко мне? В чем ты меня подозреваешь? Скажи, ну!

— Я тебя не подозреваю…

— Знаешь, что я думаю? Ты сожалеешь, что вышла за меня. Ты пользуешься малейшей возможностью, чтобы встретиться с Кристианом, ты готова верить всему, что он говорит с целью уничтожить меня в твоем сознании. А этот бред, якобы произнесенный близнецом перед смертью! Почему ты мне ничего не сказала?

Чувствуя свою вину, Мари извинилась. Ей было искренне жаль, что он услышал те слова не от нее, а от Кристиана.

— Надо, чтобы ты мне верил, я лишь хотела тебя уберечь, я думала, что и так на тебя достаточно свалилось… с Элен и…

Лукас прервал ее, вдруг схватив за плечи. Он заставил ее выдержать свой взгляд, сделался очень серьезным.

— Я хочу знать, подумала ли ты хоть на мгновение, что я мог быть убийцей, поверила ли ты, что я был способен убить своего близнеца?!

Пораженная силой, с которой руки Лукаса впились в ее плечи, она через долю секунды ответила:

— Нет. Кристиан, должно быть, истолковал слова твоего близнеца по-своему… Из ревности, конечно, — закончила она, высвобождая больное плечо, и прибавила, словно убеждая саму себя: — Если близнец действительно произнес слова «чудовище», «брат», «убил», он, может быть, хотел предупредить, что какое-то чудовище намеревалось убить его брата… Нет?

Лукас продолжал смотреть ей в глаза, но она почувствовала, что он уже успокаивается.

— Ты единственная, на кого я могу рассчитывать. Если ты сомневаешься во мне, любовь моя, я погиб…

Он наклонился и с неожиданной горячностью приник к ее губам. Она прижалась к нему, желая вновь ощутить страстность их объятий.

А за омываемым дождем стеклом угадывался в темноте расплывчатый силуэт.

Вивиан с обескровленным лицом пристально смотрела на молодых супругов.

В слабом утреннем свете Лукас любовался телом Мари.

Он не устоял перед желанием вдохнуть ее запах, губами ощутить теплую мягкость кожи, восхититься еще раз твердыми линиями ее рта. Ладонь его проскользнула во впадинку между округлыми и теплыми грудями и замерла, вслушиваясь в биение ее сердца.

Она очнулась от крепкого сна только тогда, когда он несколько раз шепнул ей в ухо ее имя. Приоткрыв глаза, она увидела, что он сидит на краю кровати, одетый и, судя по всему, готовый уйти.

Он улыбнулся, заметив, как она поморщилась от легкой боли в висках. Нежно погладив ее по щеке, прошептал:

— Почему все кажется возможным, когда все становится невозможным?

Она удивленно взглянула на него. Лукас все еще улыбался, не сводя своих ореховых глаз с зеленых глаз жены.

— Как могла ты подумать, что я позабыл хоть слово из сказанного нами в гроте морских разбойников?

Не отвечая, Мари притянула его к себе и страстно обвила руками. Он позволил нетерпеливым рукам раздеть себя и на этот раз пошел навстречу ее желанию. Однако его поспешность не утолила ее голода.

На полу у кровати, среди разбросанной одежды, лежали туфли Лукаса. В канавках подошвенного орнамента виднелись остатки красной глины…

Поднятые из колодца кости были разложены на столе судмедэксперта в определенном порядке, позволявшем воспроизвести скелет. Медик в белом халате, с аппетитом поедая сандвич с мортаделлой,[6] разговаривал по телефону, с довольным видом посматривая на свою работу.

— Это мальчик! — весело сообщил он, будто неся радостную весть о рождении ребенка. — Лет тридцати… Смерть наступила от перелома шейных позвонков… Еще немного — и смогу сказать побольше… С Фрэнком Салливаном — легче… Он свеженький… Причина та же… Перелом шейных позвонков… Да, часов сорок восемь, не больше!..

Он положил трубку, собрал с колен крошки от сандвича, бросил их в рот и потер руки.

Два мертвеца сразу… Настоящий праздник!

Лукас открыл окно. Он уже с трудом выносил дым вонючих сигарет Ангуса, который упорно игнорировал таблички, запрещающие курение в определенных местах.