Слезы отчаяния и обиды подкатили к глазам.
— Ты обманул мои надежды, папа… Так обманул…
Голос ее оборвали приглушенные рыдания, и гнев Милика опал, как пена.
Ему нестерпима была мысль, что его дочь поведет к алтарю кто-то другой, но будь он уверен, что Ирландия поможет Мари обрести покой, он бы смирился.
Согласно обычаю, соединение двух душ должно происходить на земле, откуда родом одна из них, иначе союз распадется. А ведь душа Мари, хочет она того или нет, принадлежит Лендсену.
Никак не Ирландии.
Слезы уже ручьем стекали по щекам Мари.
— Все это сказки, папа, их рассказывают детям, пугают их. Но это неправда…
Он только перекрестился, пробормотав:
— Смилуйся, Господи…
Пронизывающий ветерок вынудил Мари поднять воротник куртки. Внутренний озноб она отнесла на счет недосыпания, но знала, что это не так. Сопровождающий ее Эдвард искоса посматривал на ее напряженное лицо, ее глаза не отрывались от причаливавшего парома. Он взял ее за руку.
— Я счастлив, Мари, встретиться с твоей семьей… Уверен, что церемония будет чудесной и твои родители останутся довольны…
Она признательно улыбнулась ему в благодарность за поддержку и снова стала вглядываться в поток пассажиров, начавших спускаться на набережную.
Первым она увидела идущего вразвалку Пьеррика — грузная фигура, добродушное, вечно улыбающееся лицо. К груди он прижимал свою тряпичную куклу. Сияющая Жюльетта и ее муж Ронан с младенцем на руках шли следом. Совсем молодые супруги, они приняли на себя заботу о тридцативосьмилетнем парне, который сам считал себя младенцем.
Мари помахала им рукой. У нее потеплело на сердце, когда она увидела их радостные улыбки, обращенные к ней. Она повернулась к Эдварду и показала на своих кузенов.
Пока они горячо обнимались, а она представляла их Эдварду, Мари продолжала всматриваться в последних пассажиров. Ронан заметил ее разочарование, когда матросы перекрыли трап.
— Ты знаешь Милика, он так и не решился покинуть свой остров, а у Жанны не хватило духу оставить его одного…
Но напрасными были все слова, которыми они старались смягчить нескрываемое огорчение Мари.
Ведь они не приехали!
Милик не поведет ее к алтарю, Жанна не благословит ее, не прижмет к сердцу.
— Зато здесь я, — проворчал Пьеррик, смачно поцеловав ее в щеку.
Мари нежно улыбнулась ему, вздернула подбородок и внутренне подтянулась: ее приемные родители не захотели приехать, тем хуже для них, теперь-то уж ничто и никто не запретит ей выйти замуж.
Она энергично занялась укладкой багажа в фургон Эдварда, но знакомый голос заставил ее вздрогнуть.
— Че-о-о-рт побери!
Глаза ее расширились, когда она узнала Пьера-Мари, ее дядю по отцовской линии. В Киллморе он был уже два дня, вкушая радости жизни в маленьком портовом отеле.
— Я ни за что на свете не пропустил бы свадьбы племянницы! — заверил он, поворачиваясь к Эдварду.
— Пьер-Мари, мой дядя, брат Патрика Райана… Он отец Жюльетты и дедушка…
— Дедушка?.. Ни за что! Он будет меня звать ПМ, как и все… — принялся разглагольствовать Пьер-Мари, которому хватило всего нескольких фраз, чтобы Эдвард пригласил его пожить в замке.
Отвлекшись завязавшейся беседой, Мари не сразу заметила шхуну, маневрирующую при заходе в порт.
Она тем не менее с первого взгляда узнала двухмачтовое суденышко Кристиана Бреа, а потом разглядела и его самого: глаза его поблескивали мрачным огнем, нижнюю половину лица покрывала двухдневная щетина, лицо отвердело и осунулось. Красавец шкипер так и не утешился, потеряв Мари Кермер, так и не простил Лукаса Ферсена за то, что тот увел у него невесту. И вот он прибыл в Киллмор.
Утром, в день свадьбы.
4
Гидроплан заходил на посадку.
— Все в порядке, дорогая? Если закладывает уши, делай глотательные движения, вот так, понятно?
Отец Лукаса всегда окружал супругу вниманием и нежностью. Болезнь Альцгеймера, уже несколько лет неумолимо разрушавшая мозг его жены, нисколько не повлияла на его чувства к ней. Он боялся, что она откажется от поездки, но ему удалось убедить ее. Он не представлял себе, как их сын женится без них.
Гидроплан приводнился на полосу пены и подплыл к понтонному настилу. Марк Ферсен спустился с борта, и его лицо просветлело при виде сына. Он помахал рукой, призывая его к себе. Лукаса всегда охватывало волнение, когда он вновь видел отца после разлуки. Брюнет, высокий, начавший лысеть шестидесятилетний, приятный на вид мужчина, он ничем особенным не выделялся, был самым обыкновенным, но для Лукаса — самым лучшим. Они горячо расцеловались.
— Помоги мне, милый, твоя мать не совсем в форме, ты знаешь…
Лукас поднялся в самолет и увидел Элен, скорчившуюся в своем кресле. Глаза ее были пусты. В шестьдесят семь лет она была еще красива, и он проклинал болезнь, рвавшую все узы и все дальше отдалявшую ее от него.
— Мама?
Она смотрела на сына, не узнавая. Лукас подавил поднявшуюся в нем печаль. Решительно, он никогда к этому не привыкнет.
— Вставай, дорогая, — вмешался Марк, протягивая ей руки, — нужно выходить…