«Возродившаяся Мэри», — подумала она. Мэри, вернувшаяся и, слава Богу, невредимая после всех разлучивших их драм. Луиза прекрасно осознавала, что это всего лишь иллюзия, но она доставляла ей удовольствие. Женщина догадалась, что Мари рассматривает большую фотографию своей матери, стоящую на каминной полке. Мать же мечтательно смотрела на нее. Луиза достала из кармана ключ, вложила его в руку внучки.
— Он от двери комнаты твоей матери. Отныне все, что там есть, принадлежит тебе. Я запретила входить туда с того дня октября 1967 года, когда Мэри сбежала с твоим отцом…
— Вы знали его?
Старая дама отрицательно покачала головой и устало откинулась на спинку кресла.
Она не успела. Когда Мэри объявила о своей любви к Патрику Райану, Эндрю, ее отец, пришел в бешенство. Не только потому, что для дочери намечались другие партии, но больше оттого, что этот Райан был другом их двух молодых сыновей, что осложняло дело. Ведь Син и Том фактически порвали отношения с семьей, примкнув к бунтарям из ИРА.
Насторожившись, Луиза замолчала, и в это время вошла Дора.
Экономка буквально утопала в ворохе тюля и красных кружев. Мари вздрогнула, узнав пышное алое платье с манекена, изображавшего ее мать. Когда она свалила ношу на одно из кресел, Луиза жестом отпустила ее.
Дора скользнула взглядом по Мари и скрылась.
Луиза протянула Мари трясущуюся руку, та взяла ее обеими руками. Изменившимся голосом Луиза продолжила:
— Я не сумела защитить твою мать. Воспротивься я Эндрю, она бы не сбежала…
Голос ее надломился. Мари чувствовала, как дрожит рука в ее руках, и сердце ее сжалось, остро ощутив душевную боль бабушки.
— Моя дочь очень гордилась бы, что выйдет замуж за любимого мужчину здесь, в платье Салливанов. Мари, мне очень хотелось бы… — Луиза, казалось, наткнулась на какую-то внутреннюю преграду. — Я была бы так счастлива, если бы ты надела это платье на свадьбу…
Вереница образов промелькнула в голове Мари: восковое лицо манекена, картинка из «Алой Королевы», бежевый костюм, который она подобрала себе… Она промолчала.
— Внученька, прошу тебя, как просила бы тебя мать, умоляю, не отказывай мне в этой последней радости…
Голос ее стал тихим-тихим, на ресницах повисли слезинки. Боль Луизы из-за того, что ее жизнь подходила к концу, сломила неясное сопротивление Мари, причины которого она и сама толком не понимала. Потрясенная до глубины души, она поднесла к губам руки бабушки. Ее согласие вылетело из уст как выдох.
Могилу Мэри Салливан убрали свежими цветами. На новой мраморной плите золотыми буквами было начертано ее имя с датами:
Мари почувствовала облегчение, подумав, что никогда раньше не подозревала о драмах, которые пережили ее родители. Когда-то она дорого дала бы, чтобы узнать, кто она и откуда. Но теперь для нее всего важнее было построить свое будущее с Лукасом.
И в качестве логического завершения своих размышлений она сняла с шеи золотую цепочку с медальоном.
Ее отец, Патрик Райан, дал его ей перед тем, как броситься в океан с маяка Лендсена. Она удивилась своему горестному чувству, еще раз подумав об отцовской любви, читавшейся в его глазах. А ведь за все время они провели вместе только несколько часов. Впоследствии она лучше узнала его по романам, написанным в тюрьме. По ним она оценила его остроумие, страсть к морю и присущий ему романтизм, разбавленный иронией.
Мари знала, что он совершил убийство. Этого она ему не простила, но какая-то ниточка между ними протянулась.
Она раскрыла медальон. С фотографии на нее смотрели ее родители, и это ее взволновало — их любовь окончилась так трагически. Она положила медальон на могилу матери с уверенностью, что именно там его место, и с чувством, что она освободилась от слишком тяжелых для нее оков.
Мари выпрямилась, уже успокоенная, и, с удовольствием вдохнув душистый майский воздух, оглядела небольшое семейное кладбище Салливанов. Здесь не было ничего зловещего. Благодаря изобилию цветов оно больше походило на ухоженный английский садик, обнесенный тщательно отделанной железной оградой.
С облегчением повернувшись, Мари вдруг почувствовала чье-то присутствие. Она еще раз быстро огляделась, но не увидела ничего беспокоящего. От легкого ветерка временами шелестели и поблескивали листья развесистого клена, а издалека доносился равномерный шум моря — и ничего больше. Она улыбнулась, сказав себе, что ее бретонский характер, разбавленный ирландским происхождением, доведет ее до того, что она станет суеверной и ей повсюду будет мерещиться нечистая сила. Она вышла с погоста, закрыла за собой скрипучую дверцу и по высокой траве пошла к замку. Ей не терпелось увидеть Лукаса, который должен был ждать ее с книжкой перед накрытым столом.
На этот раз она не придала значения дурным предчувствиям.