– С самой ранней юности мне сопутствовал успех, – разглагольствовал Симилор. – Мой друг, господин Пиклюс, говорил мне, что такой талантливый человек, как я, не должен прозябать в безвестности. Я просто обязан стать великим артистом! Поэтому для того, чтобы составить счастье той, кто смогла привлечь мое внимание, я запросто могу сделаться звездой первой величины.
Все это произносилось с таким чувством, словно Симилор декламировал стихи.
– Не знаю, в чем тут дело, – послышался голос Пиклюса, которого спросили, почему он не надел под пальто рубашку. – Если
Все невольно посмотрели в тот угол, где обычно сидел в одиночестве хмурый Лейтенант. За его столиком места пустовали.
– Ставлю на этот удар четыре франка! – крикнул Кокотт. – Что, никто не желает поспорить? Напрасно!
Наклонившись над бильярдным столом, он изящно послал от борта шар в лузу.
Все, кто видел этот удар, зааплодировали. Кокотт принял позу рыцаря, который опирается на свой меч. Мечом ему служил, естественно, бильярдный кий.
– Неужели вы не знаете, что после той истории с бриллиантами в набалдашнике трости, Лейтенант сбежал? Он всегда знает, что делает. Тот дурак, который проживал по соседству, гниет в тюрьме, а Лейтенант сейчас греется на солнышке.
– Не все так просто, – возразил Пиклюс. – Эта история еще не закончена. Мне стало кое-что известно.
Показав пальцем на Симилора, он добавил:
– Я нанял его, чтобы получать информацию о том, что происходит в балагане вдовы Самайу. Так вот, он сказал мне, что она готова продать свой балаган и потратить все деньги, чтобы выручить этого несчастного лейтенанта Паже.
Симилор, заметив жест Пиклюса, поправил странный кусок ткани, служивший ему галстуком, и послюнявил палец, чтобы пригладить волосы.
– Я не привык вращаться в обществе людей вроде вдовы Самайу, – громко произнес он. – Однако обстоятельства вынудили меня к этому. Конечно, работать в балагане – ниже моего достоинства: ведь мои дипломы я получал в таких крупных театрах, как Порт-Сен-Мартен и Опера. Короче говоря, к этой Самайу я особых чувств не питаю и с удовольствием поведаю вам о ее тайнах.
Если бы Эшалот услышал эти слова, несмотря на то, что он был очень миролюбивым существом, бедняга Саладен тотчас же осиротел бы.
Однако Симилору никто не успел ответить, потому что внезапно прозвенел звонок. Проснувшись, королева Лампион часто заморгала своими красными осоловелыми глазками.
Игроки, столпившиеся вокруг бильярдного стола, замерли. В кабачке воцарилась тишина.
Один из официантов стал быстро подниматься на антресоль, в уединенную комнату, известную всем под названием «исповедальни». Его остановил Кокотт, который крикнул, обращаясь к тучной особе, сидевшей за стойкой:
– Сударыня, это касается вас! Живее, живее!
С трудом оторвавшись от сиденья, королева Лампион заковыляла к лестнице.
Надо сказать, что, покидая свое место за стойкой, эта женщина теряла все свое величие. В эти минуты ее трудно было назвать королевой. Дело в том, что госпожа Лампион напоминала большой безобразный мешок... Пожалуй, в паре со старым львом Леокадии Самайу она смотрелась бы неплохо.
Королева Лампион поднялась по лестнице, открыла дверь и вошла внутрь «исповедальни».
– Странно, что Приятель-Тулонец сразу поднялся наверх, а не зашел сюда, как обычно, – сказал Кокотт.
– Это означает, что вместе с ним пришли люди, которые не хотят, чтобы на них глазели, – ответил Пиклюс, понизив голос. – Ладно, подождем. Думаю, что скоро мы что-нибудь узнаем.
На Симилора этот обмен репликами произвел глубокое впечатление.
– Когда находишься под одной крышей с великими мира сего, многое начинаешь воспринимать по-другому,– пробормотал он.
Наверху открылась дверь и на лестнице показалась королева Лампион. Ее пунцовые щеки приобрели синеватый оттенок.
– Эй, Полит, принеси пуншу! И наверх, и вниз! – приказала она немного дрожащим голосом.
Политом звали официанта, выполнявшего особые, наиболее важные поручения.
– Браво! – воскликнул восхищенный Симилор. – Да здравствует пунш!
Его никто не поддержал.
Кокотт пошел по лестнице навстречу толстухе.
– Что, дело пахнет жареным? – спросил он.
– Да. Смотри, не испорть себе желудок! – надменно ответила королева Лампион.
К ней подошел Пиклюс, который, в свою очередь, спросил:
– Сколько их?
– Четверо, – ответила толстуха.
– Ты их знаешь? – расспрашивал Пиклюс.
– У всех на лицах черные маски. Четыре стакана пунша в «исповедальню», Полит! – громко приказала королева.
Настроение в кабачке резко изменилось. Казалось, все были чем-то встревожены. То здесь, то там слышались восклицания:
– Четыре маски сразу! Сегодня ночью что-то должно произойти!
Один Симилор был по-прежнему невозмутим и так же хвастался, как и прежде: