Тайна моего отражения

Возле почты была телефонная кабина, и я ворвалась туда, треснувшись лбом о стеклянную складную дверь. Джонатан, к счастью, оказался дома. Мне снова почудилось, будто он сидел и ждал моего звонка – у него ведь до сих пор нет моего номера телефона… Какой-то остаточный страх, которому я уже сама не верила, не позволял мне его дать. Впрочем, он у меня его и не просил: чувствовал, что я все-таки не доверяю ему до конца.

– Нет ничего проще, – сказал он, – у меня дома есть «Минитель», ты не обратила внимания?

Влетев с легкого мороза в его квартиру, я поцеловала его, как принято во Франции, и он, придержав меня руками, поводил носом в моих волосах, шумно вдохнув: «Как хорошо пахнут твои волосы – морозом и свежестью…» И разжал руки.

– Рассказывай, – сказал он, садясь на диван. – Что-то новое надумала?

Выслушав мой отчет о разговоре с Кати, он уточнил:

– Если эта кузина является родственницей по мужской линии и если она сохранила свою девичью фамилию, – не была замужем или развелась, – то у нас есть шанс… Кофе хочешь?

– Хочу!

– Тогда приготовь. Я пока займусь поиском информации.

Вскоре у меня на руках был список адресов двенадцати дам, проживавших в Париже, по фамилии Хайсмитт. Было решено ехать немедленно. Джонатан завел свой «Ровер», и я плюхнулась на переднее сиденье, сразу же погрузившись в предвкушение возможной встречи. Если повезет, то…

Не прошло и пяти минут, как Джонатан неожиданно затормозил и вышел из машины, обронив:

– Я сейчас.

Недоумевая, я проводила его глазами. Он вошел в цветочный магазин и через десять минут вышел из него с нарядным, но сдержанным букетом. Я была очень тронута, но таскаться целый день с букетом мне не улыбалось.

– Это не тебе, – словно прочитав мои мысли, заявил с усмешкой Джонатан, кладя цветы на заднее сиденье.

– А кому же? – опешила я.

– Тетке Шерил. Если она в твоем списке, конечно. Ты ведь небось не подумала, что хорошо бы прийти с цветами? Тем более что дело к Рождеству…

А ведь и впрямь не подумала.

– Ты молодец, – похвалила его я.

– Что будешь ей говорить? – поинтересовался Джонатан, когда мы подошли к дому первой мадам Хайсмитт.

– Без разницы. Если она не закричит при виде меня «Шерил!», то остальное неважно.

…Она оказалась четвертой в списке. Внизу, по интерфону, на вопрос: «Кто там?» – я ответила: «Это я». Я никогда не задумывалась, похожи ли наши с Шерил голоса или ей просто было неловко переспрашивать, но дверь подъезда открылась. Лифт выпустил нас на третьем этаже, и мы сразу же увидели приоткрытую на цепочку дверь – должно быть, наши голоса все-таки не совсем похожи. Из-за дверей выглядывала женщина, довольно пожилая, с аккуратно уложенными крашеными волосами и настороженным лицом. Увидев нас, она начала снимать цепочку с двери и защебетала:

– Шерил, это ты, моя девочка! Что случилось с твоими волосами? Неужели ты решила постричься? Это надо же, – обратилась она к Джонатану, – чтобы с такими волосами расстаться! Вы, как мужчина, объясните ей, что длинные волосы – это состояние для женщины! Ох, простите, познакомимся: Жюстин.

Как удачно! Она, как я и предполагала, приняла меня за Шерил, а Джонатана – за ее дружка, и теперь мы хотя бы узнали ее имя.

– Джонатан, – протянул руку «дружок» и вручил букет.

– Ой, как это мило, спасибо! Проходите, проходите, ты давно не была у меня, девочка. Что же не позвонила?

Я понимала, что как только я открою рот, она сразу поймет, что я – не Шерил. И голос не тот, и акцент к тому же. Поэтому я просто улыбнулась и прошла в гостиную, следуя жесту хозяйки – мне хотелось сначала расположиться по-домашнему, чтобы не испугать ее и не быть выставленными в ту же минуту за дверь.

– Кофе хотите?

Мы дружно кивнули, улыбаясь изо всех сил.

Жюстин отправилась на кухню, из которой доносились потрясающе вкусные запахи: должно быть, она ждала гостей к вечеру.

Мы уселись на огромный старинный диван, обитый темно-коричневым бархатом, с затейливо гнутыми деревянными ножками и подлокотниками и бесчисленным количеством маленьких подушечек, таких же бархатно-коричневых с золотыми клепочками. На кофейном столике из красного дерева стояла серебряная вазочка с искусственными цветами и серебряный подсвечник с рождественским еловым веночком по ободу. Мне нравилась эта гостиная, уютная и старинная, с большим камином в углу, с темным буфетом из вишневого дерева, с этажеркой, уставленной фарфоровыми безделушками, какими-то куколками и вазочками… В ней все было не так, как в наших малогабаритных и бедноватых квартирках в России, но в то же время все чем-то неуловимо напоминало дом моей бабушки – дух времени, дух другого поколения витал в нем, и присущее этому поколению ощущение тепла, надежности, неколебимой разумной устроенности жизни…

Бабушка, подумала я. У меня была бабушка, она умерла. И дедушка был, только он еще раньше умер. Но они были, я их помню, и они меня любили, свою внучку. Неужели может случиться такое, что все эти люди, которые мне так дороги, обманывались или обманывали? И я им не внучка и не дочка, а неизвестно кто?