Я вспомнила, что утром пришла к выводу, что Джонатан импотент. Ну, тем лучше для меня.
Через две минуты я была готова мурлыкать, как кошка. Через пять минут я спала.
Джонатан разбудил меня, как было условлено, в восемь утра, и мы спустились в гостиничный ресторан на завтрак.
– Я звонил в больницу, чтобы узнать, как Шерил.
– И тебе сказали, что она без изменений.
– Да.
– Как ты помнишь, по телефону так отвечают всем: распоряжение полиции. Чтобы узнать, как она на самом деле, надо звонить комиссару…
– По крайней мере, мы хотя бы знаем, что она еще жива.
– Я это и так знаю, Джонатан. Если бы Шерил умерла – я бы почувствовала. У нас с ней что-то вроде телепатической связи… И я знаю, что она вышла из комы. Уезжая, я ей сказала, чтобы она не торопилась и пришла в сознание тогда, когда мы найдем убийц. Должно быть, мы уже близки к разгадке. Только нам надо торопиться…
Торопиться! Я торопилась. Я торопилась внутренне так, что во мне аж все содрогалось от нетерпения. Но торопиться – куда? Я никак не могла решить, какими должны быть наши последующие шаги. Джонатан мне здесь был не советчик: он не в своей стране и не в состоянии представить, каким образом действовать, с кем и как говорить, кому и как врать, а кому рассказывать правду.
На очереди были подруги Куркиной, среди которых следовало найти ниточку, ведущую в роддом имени Индиры Ганди, в котором родилась я. Если одна из них работала в этом роддоме, то у нас появлялся шанс пролить свет, хотя бы частично, на загадку моего появления на свет в данном заведении вообще и у моей мамы в частности. Но звонить и снова рассказывать историю про крестную?..
Я задумалась. Эти женщины дружили между собой и могли знать друг о друге достаточно, чтобы понять, что я лгу. Следовало придумать что-то другое…
– Нужно позвонить Людмиле, – сказала я. – Кажется, у меня есть мысль.
Ничего не объясняя по телефону, я только попросила разрешения приехать к ней. Людмила радушно откликнулась, добавив, что вот только Кости, к сожалению, нет дома. Но Костя мне и не нужен был.
Через сорок минут мы снова оказались в квартире, пахнущей молоком и пеленками. Нас ждал горячий чай, к которому очень кстати пришелся купленный нами по дороге торт.
– Скажите, Люда, а эти подруги, телефоны которых вы нам дали, они были на похоронах вашей свекрови?
– Были, конечно. У нас дома потом поминки справляли, все пришли. Народу вообще было много, ее люди любили… А что?
– То есть не так давно вы с ними общались… И вам будет удобно им позвонить, правда? Нам нужна ваша помощь. Надо обзвонить этих подруг и сказать, что вы делаете альбом с фотографиями вашей свекрови и хотели бы их подписать. У вас наверняка найдутся снимки Елены Петровны с подругами, не так ли?
– Верно, есть. И, представьте себе, мы с Костей действительно собираемся сделать альбом с мамиными фотографиями!
– Тем лучше! Так вот, спросите их, кто в каком роддоме работал и в какой должности, якобы для подписей. Меня из них всех интересует та женщина, которая работала в роддоме имени Индиры Ганди. Сделаете?
– Да ради бога!
Людмила встала, взяла у меня листок и набрала первый номер. Она прождала долго, но к телефону никто не подошел. Зато второй номер откликнулся сразу.
– Мария Николаевна? Добрый день, Людмила Куркина говорит… Да-да, невестка. Я к вам с просьбой. Мы тут с Костей альбом делаем с мамиными фотографиями… Что? Именно! Довольно много, штук пятнадцать… Я как раз поэтому вам и звоню! Я подписать их хочу, а не знаю, кто из вас в какой должности и где работал… Что? Пишу, пишу… Вот видите, а я чуть было не написала: «Роддом имени Индиры Ганди», я думала, что вы работали там… – Людмила блеснула мне хитрыми глазами и подмигнула. – Ну да, я поняла. А, так это Колесникова Наталья Семеновна? Вот спасибо, а то я уж и ей собралась было звонить… Да что вы говорите? И давно?
Я похолодела, услышав эти слова. Людмила положила трубку с растерянным видом.
– Не повезло вам, – сказала она, садясь обратно к столу. – В вашем роддоме работала Колесникова Наталья Семеновна, но только она…
– Умерла?! – не выдержала я.
– Нет, слава богу. Уехала в Америку. К детям. Вроде бы давно собиралась, а в конце октября уехала.
Ах, какая досада! Что же теперь делать? Она нам позарез нужна, эта Колесникова!
– Не знаете, что за дети там у нее в Штатах?
– У нее дочка замужем за профессором математики, его пригласили работать в какой-то американский университет. Это нам сама Наталья Семеновна рассказывала, на поминках… Но я даже не помню, как его звать, профессора этого…
Людмила нам сочувствовала. Сочувствовала изо всех сил, и в ее миловидном лице, в ее влажных, круглых карих глазах отражались одновременно готовность нам помочь и огорчение, что не удается.
– Знаете что… Нельзя ли перезвонить еще раз и спросить адрес? Колесникова должна была оставить его своей подруге!
– Да, но только что я скажу? Я же не могу сделать вид, что собираюсь написать письмо едва знакомому мне человеку?
Следовало что-то придумать. Помог Джонатан:
– Во время поминок никто не делал снимки?