Тайна «Хорнсрифа»

— Тридцать шесть север, тридцать четыре запад, — тихо сказал он. Потом стал отыскивать нужное место. На большой карте было воткнуто много булавок. Каждая означала потопленное судно. В зависимости от времени потопления и класса потопленного судна головки булавок были окрашены в различные цвета. И пока адмирал отыскивал на карте место с указанными координатами, адъютант достал папку с надписью «Хорнсриф».

— Пожалуйста, господин адмирал!

Адмирал раскрыл папку, полистал ее и нашел то, что искал. Потом он еще раз прочитал донесение командира «U-43»: «30 марта потоплен транспорт водоизмещением 16 000 тонн. Название точно не установлено. Предположительно «Дьюнедин Стар»…»

Покусывая дужки очков, начальник оперативного отдела задумался.

— Скажите, ведь командир «U-43», кажется, очень молод? Я имею в виду его неопытность.

— Так точно, господин адмирал, он молод. Что касается неопытности… я не знаю. Господин адмирал наградил его золотым крестом…

Начальник оперативного отдела удивленно поднял брови и сердито посмотрел на адъютанта.

— Мы разве не вели тогда контрольную прокладку? Не может же быть, чтобы «Хорнсриф» в этот день оказался именно в этом квадрате?

Старший лейтенант не знал, что ответить. Дело принимало неприятный оборот.

— Передайте приказ: по возвращении в базу командиру «U-43» немедленно явиться ко мне с докладом! Понятно?

Приказ прозвучал категорически, и было ясно, что возражения недопустимы. Но адъютант набрался смелости и сказал:

— Прошу прощения, господин адмирал, к сожалению, это невозможно. «U-43» из боевого похода в базу не возвратилась.

Адмирал закусил губу: «Неприятная история, надо немедленно что-то предпринять, пока не вмешались другие».

— Как фамилия того человека, что остался в живых?

— Кунерт, господин адмирал. Старший унтер-офицер Кунерт.

— Надо сделать все, чтобы заполучить его. Немедленно свяжите меня с абвером[2]. Полагаю, мы сможем предложить американцам кого-нибудь в обмен. Надо это сделать во что бы то ни стало!

Об этом уже думали и другие люди — господа с изображением черепа на фуражках…

Ничего удивительного не было в том, что представитель Соединенных Штатов при встрече с немцем в одной швейцарской гостинице проявил полное взаимопонимание, когда ему предложили назвать фамилии двух американских офицеров, которых американцы хотели бы обменять на старшего унтер-офицера Кунерта.

* * *

Давно уже никто не навещал Кунерта в его палате, которую он начал считать камерой. Такая изолированность даже при хорошем питании и прекрасном обращении начала уже действовать ему на нервы. Его обуяла смертельная скука. Чем больше было сил, тем невыносимей казалось пребывание в госпитале. Моряку не давали газет, и он ничего не знал о ходе войны. В какой-то библиотеке ему раздобыли несколько старых романов на немецком языке, но эти книги мало помогали коротать время. Кунерт был предоставлен самому себе. Сотни раз он вспоминал и продумывал все случившееся с ним. С тех пор как Кунерт узнал, что «Хорнсриф» был потоплен немецкой подводной лодкой, он не мог примириться со своей судьбой, с пленом. Ведь, в конце концов, по вине своих же соотечественников Кунерт оказался в таком положении, не говоря уже о двадцати одном дне страшных мучений и страданий. А вспоминая погибших товарищей, он приходил в ярость. Конечно, здесь не так уж плохо дождаться конца войны, который, видимо, наступит довольно скоро. Но чем больше он думал о причине гибели «Хорнсрифа», тем сильнее росло в нем желание как можно скорее возвратиться в Германию. Часто мысленно моряк представлял себе, как он, ранее неизвестный старший унтер-офицер, от имени своих погибших товарищей выскажет свое мнение высоким чинам.

Рождество 1944 года прошло очень однообразно. Кунерта пригласили принять участие в богослужении, а затем снова быстро водворили обратно в палату. Он видел только полную сестру, когда она, немного более любезная, чем обычно, принесла в маленькой соломенной корзиночке небольшой рождественский подарок и поставила его на ночной столик. Там лежало несколько яблок, пачка печенья, сигареты и маленькая бутылочка джина.

В расположенном неподалеку длинном деревянном бараке отмечали праздник ходячие больные госпиталя вместе с персоналом. Если бы Кунерт мог быть среди них, то этот рождественский подарок был бы настоящей радостью для него. А так его одиночество действовало на Него еще сильней.

Но вскоре после рождества положение Кунерта изменилось.

Однажды январским утром 1945 года сестра, войдя в палату, попросила его встать и одеться, так как к нему скоро должны были прийти важные посетители. Больше она ничего не сказала. Кунерту было безразлично, что с ним будет. Главное, что кончится наконец это томительное ожидание.