— Ну что вы, что вы, — возразил мосье Папополус, — такая увлекательная ночь. Вечер, думаю, у вас был не менее увлекательный.
— У меня — нет, — ответил господин Маркиз.
— У вас — нет, — повторил мосье Папополус. — У вас, конечно, нет. А есть новости? — И он смерил гостя острым, отнюдь не благостным взглядом.
— Новостей нет. Попытка сорвалась. Впрочем, ничего другого я и не ожидал.
— Понятно… — процедил мосье Папополус. — Грубая работа.
Он махнул рукой, словно показывая свое отвращение к грубости в любом ее проявлении. И в самом деле, ни в облике мосье Папополуса, ни в делах, которые он вел, не было решительно ничего грубого. Он был хорошо известен при дворе во многих европейских странах, и монархи дружески называли его просто Деметриусом. Он имел репутацию человека исключительно осторожного и благоразумного. Это, а также благородная внешность не раз помогали ему выпутаться из довольно сомнительных ситуаций.
— Прямая атака, — покачал головой мосье Папополус, — иногда оправдывает себя — но очень редко.
Его собеседник пожал плечами.
— Это экономит время, — заметил он, — и ничем не рискуешь. Почти ничем. Следующая попытка не сорвется.
— Да? — Антиквар испытующе посмотрел на гостя.
Тот утвердительно кивнул.
— Я питаю чрезвычайное доверие к вашей, э… репутации, — сказал он.
Господин Маркиз улыбнулся.
— Смею вас заверить, — сказал он, — доверие ваше не будет обмануто.
— У вас уникальные возможности, — сказал его собеседник с ноткой зависти в голосе.
— Я ими воспользуюсь, — заверил господин Маркиз.
Он встал и снял со спинки стула свой плащ.
— Я буду держать вас в курсе дела, мосье Папополус, по обычным каналам, но сами вы инициативы не проявляйте…
— Помилуйте, я сам никогда не проявляю инициативы, — обиженно сказал он.
Гость улыбнулся и, не простившись, вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
Мосье Папополус на минуту задумался, поглаживая свою благообразную седую бороду, а затем направился к двери напротив, которая открывалась вовнутрь.
Стоило ему повернуть ручку, как молодая женщина, которая явно только что прижималась ухом к замочной скважине, влетела в комнату. Мосье Папополус не выразил ни удивления, ни недовольства. Очевидно, это было в порядке вещей.
— Что, Зиа?
— Я не слышала, как он ушел, — сказала Зиа.
Это была красивая, статная молодая женщина с блестящими темными глазами, настолько похожая на мосье Папополуса, что нетрудно было догадаться — его дочь.
— Вот досада! — продолжала она с раздражением. — Через замочную скважину невозможно смотреть и слушать одновременно.
— Да, мне это тоже не раз мешало, — простодушно заметил мосье Папополус.
— Так вот он какой, господин Маркиз, — проговорила Зиа. — Он всегда носит маску, папа?
— Всегда.
Последовала пауза.
— Рубины, я полагаю? — спросила Зиа.
Отец кивнул утвердительно.
— Ну, что скажешь, душенька? — поинтересовался он с веселым блеском в черных круглых, как бусины, глазах.
— О господине Маркизе?
— Да.
— По-моему, — медленно сказала Зиа, — очень редко чистокровный англичанин так хорошо говорит по-французски.
— Ты полагаешь?
Как всегда, он был сдержан, но в его взгляде сквозили ласка и одобрение.
— Кроме того, — добавила Зиа, — у него голова какой-то странной формы.
— Массивная, — сказал ее отец, — слишком массивная. Но это может быть из-за парика.
Они переглянулись, очень довольные друг другом.
Глава 3
«Огненное сердце»
Руфус ван Олдин вошел через вращающуюся дверь отеля «Савой»[7] и направился к портье.
— Рад видеть вас вновь, мистер ван Олдин, — улыбнувшись, сказал портье.
Американец-миллионер небрежно кивнул.
— Все в порядке? — спросил он.
— Да, сэр. Майор Найтон уже наверху, в номере.
Ван Олдин снова кивнул.
— Почта есть?
— Ее уже отнесли. Ах нет, секундочку.
Портье протянул ему письмо.
— Только что пришло, — пояснил он.
Руфус ван Олдин взял письмо. Стоило ему узнать стремительный женский почерк на конверте, как в лице его произошла разительная перемена. Смягчились суровые черты, исчезла жесткая складка возле рта. Он, улыбаясь, направился к лифту.
В гостиной его люкса за письменным столом сидел молодой человек и разбирал корреспонденцию с той легкостью и сноровкой, что достигаются долгой практикой. При виде ван Олдина он вскочил.
— Хелло, Найтон!
— С возвращением, сэр! Хорошо провели время?
— Более или менее, — невозмутимо ответил миллионер. — Париж превратился в совершеннейшую провинцию. Впрочем, я получил то, за чем ездил. — Мрачная улыбка скользнула по его губам.
— Ну еще бы, разве могло быть иначе, — рассмеялся секретарь.
— Не могло. — Ван Олдин говорил об этом как о само собой разумеющемся.
Он снял тяжелое пальто и подошел к письменному столу.
— Что-нибудь срочное?
— Нет, сэр. В основном обычные дела. Но я еще не все просмотрел.