Тайна дразнит разум

— Не знаю, — побелел Рогов. — Мне ключей не доверяли…

— А мы, чекисты, доверяем тебе, — веско сказал Воркун и хлопнул Рогова по плечу. — Для них ты пока «ихний»…

Дверь захлопнулась, а Карп все еще стоял с протянутой рукой. Он опомнился, когда вернулись Солеваровы и священник Жгловский. Последний осторожно расправил рыжую бороду:

— Сын мой, кого они ищут?

— Какого-то валютчика…

— Пошли бог им удачи, — облегченно вздохнул отец Осип и попросил Карпа проводить Веру Павловну домой. — А мы тут с братом Савелием трошки потрудимся…

Вера Павловна пригласила его на чашку чая. Карп отказался: он спешил на дачу мадам Шур.

Доверие Ивана Матвеевича будто вернуло ему былую спортивность — он бежал по улице, перепрыгивал через лужи. Хотелось петь, свистеть, гнать футбольный мяч. Задание ему показалось несложным. Вероника настолько любит его, что он сейчас же заставит ее во всем признаться.

Дача встретила его темными окнами. Вероника, видимо, спит. Он открыл дверь, прошел в столовую, включил свет. На хрустальной розетке лежала записка: «Котик, единственный мой! Я задержусь у епископа Дмитрия. Не скучай без меня. Поужинай один. Любящая Вероника».

В десять часов Карп надел кожанку, направился в дом епископа. Мать Дмитрия любезно встретила Рогова и сочувственно покачала головой:

— Вот уже третий час мы ждем вашу подругу. Заходите…

Нет, он не любил ждать. Побежал к Гостиному двору. На дверях церковного магазина висел большой замок. Знакомый сторож сказал, что Солеваров и батюшка Осип недавно ушли-с…

— А вашу супружницу не видел с ними…

Домой возвращался ночью. На улице было тепло. Давно Русса не знала такой дружной весны. Карп окончательно протрезвел. И возле дачи вдруг вспомнил, что партнер по бильярду спросил его: «Мадам Шур сдает комнату?» Выходит, он хочет жить рядом с ней. Да, есть о чем поговорить с Вероникой. Но поговорить не пришлось: она так и не явилась домой.

НОЧНОЕ ПРОСВЕТЛЕНИЕ

Еще зимой Абрам Карлович ездил «показаться» знаменитому московскому горловику. Большая очередь к профессору не смутила провинциального регента: в свободное время он обошел всех букинистов, потом беседовал с патриархом Тихоном и, наконец, познакомился с переводчиком из немецкого посольства, в Москве.

Курт Шарф в совершенстве владел русским языком. Его страсть — древние гравюры. Одногодки Вейц и Шарф встретились на Кузнецком мосту, один нашел редкую гравюру Альбрехта Дюрера, а другой — «Автобиографию» Фридриха Ницше.

Вейц нарочно вслух по-немецки прочитал названия главок: «Почему я так мудр», «Почему я так умен», «Почему я пишу такие хорошие книги». И Курт Шарф вышел от букиниста следом за поклонником Ницше.

Они бродили по тихим горбатым улицам до вечера. Курт Шарф сообщил потрясающую новость: оказывается, в Германии ницшеанцы сколачивают нацистскую партию, которая стратегию избранных, стратегию, созданную Моисеем, повернула против потомков самого же Моисея.

О евреях Курт говорил с пеной у рта. Он не сомневался, что ницшеанцы, придя к власти, уничтожат всех израильтян. Вейц не возражал, хотя считал, что стратегия избранных пригодна для любой нации.

Единомышленники обменялись адресами. И вот первая весточка. Ее привез из столицы Зубков. Курт Шарф писал: «Кулак голода навис над Кремлем, засуха и частная торговля — лебединая песня советской власти». Он звал Вейца на берега Рейна, где сойдутся все дороги поклонников Ницше. Революция в России — это лишь подземный толчок. А главный центр социальных потрясений — великая Германия!

Нет, Курт, великое путешествие начинается с одного шага, а большая победа складывается из маленьких. Если завтра благословенная Русса не взбунтуется, если фанатики не перебьют всех коммунистов, то не жди большой победы. Любая стратегия наступает в сапогах тактики. Завязла нога в Руссе — не ударишь кулаком в Москве. Сначала одолей местных большевиков, а потом уж замахивайся на столичных.

Дрогнул свет ночной свечи. Абрам Карлович, сидя за письменным столом, взглянул на плотную штору. Долгожданный стук по стеклу чуточку изменился в ритме. Музыкальный слух регента уловил ускоренный такт: либо радость подстегивает, либо беда…

Мадам Шур сняла вуаль и, таинственно улыбаясь, глазами показала на дверь столовой:

— Заждался?

— Наверно, — ответил безразличным голосом хозяин и пригласил ее на маленький кожаный диван: — Одну минутку…

Он взял свечу и прошел в столовую. Мадам Шур не удивилась тому, что ее оставили в темноте. Она знала, что эмиссар патриарха беседует без света и свидетелей. Но она не знала, что сейчас из столовой выйдет сам Абрам Карлович в черном ночном халате и выступит в роли поверенного Тихона.

Говорил он уже не хрипловатым голосом и не столь медлительно:

— Слушаю, мадам.

— Отрадные, очень отрадные вести я принесла вам, мосье, — залепетала она взволнованно. — В магазине Солеваровой девять ящиков оружия, мешок гранат и ящик патронов. Завтра комиссия выйдет без охраны. Основное ядро ее — председатели укома, исполкома и чека. Город останется без руководства…

— Но не без военного начальства.