Тайна дразнит разум

— Звонил, друзья мои, Иван Матвеевич: просил разрешения приехать вместе с Георгием Жгловским. Нуте?

— Пожалуйста! — оживилась хозяйка и крикнула убегающему Сене: — Поторопите!

Тамара рассказала о раннем визите Солеварова. Николай Николаевич открыл книгу Тургенева и посоветовал вдовушке перечитать рассказ «Живые мощи»…

Тамара исполняла народные русские песни. Ей вторил Иван, играя на гармони. Сеня читал тургеневские стихи в прозе. Георгий отлично рассказывал одесские анекдоты. Все смеялись, всем было хорошо. Но когда гости собрались в прихожей, голодная Пальма лизнула сапог хозяина…

— Боже, забыла накормить! — Тамара кинулась на кухню.

Воркун закрыл парадную дверь, вернулся за Пальмой.

Старинные часы пробили полночь. Тамара слышала его шаги в столовой, бой часов. Она опустила миску на пол, приласкала овчарку и, чуть пошатываясь, словно пьяная, медленно зашагала на свет…

— Что с вами? — испугался Иван.

— Не знаю, — смутилась она. — Устала, наверное…

Он придвинул стул и накинул на ее покатые плечи теплый платок. Она поблагодарила его и подняла голову…

Их взгляды встретились.

И тут же они быстро повернулись к окну: чья-то рука очищала стекло от снега.

Из кухни вырвалась Пальма. Воркун вышел на двор: свежий след мужского ботинка вел к открытой калитке. Овчарка легко догнала ночного визитера. Иван подозвал Пальму, вернулся во флигель и как можно спокойнее назвал имя младшего Рогова.

— Карп! Я так и думала! Боюсь его, боюсь!..

— Не бойся. — Он впервые обратился к ней на «ты». — Я с тобой. И если не возражаешь, всегда буду с тобой…

Вдовушка щекой прижалась к его широкой груди.

Пальма посмотрела на них и, поджав хвост, поплелась на кухню…

РАБЫ БЕССИЛИЯ

Савелий надел меховую шапку и задержался в прихожей. За стенкой, на кухне, тетка секретничала с племянником. Все эти дни Вера молилась за Георгия: вслух просила чудотворную, чтобы чекисты не расстреляли поповича. Старорусская богоматерь свершила чудо — Анархиста помиловали. Теперь рыжий безбожник смеется, говорит, что его спасла не божья матерь, а золото.

«Какое золото?» — струхнул старик.

Летом он доверил жене церковную тайну: ночью пошел зарывать монастырское золото. Но не зарыл, лопата уперлась в слой битого кирпича. Староста спрятал драгоценности в семейном склепе, а жене повторил старое: «Зарыл, слава богу».

«Нет, скорее Ерш обокрал гадалку», — успокоился старик и вышел на улицу.

Снег больше не таял, мороз освежил воздух. В такую погоду Савелий любил прогуливаться. Жена знала об этом и, конечно, не могла заподозрить мужа в том, что он прихватил ключи от семейного склепа.

Тайник известен только ему, Солеварову, но прятал церковные вещи он по указанию эмиссара патриарха. Раньше все сакраментальные указания исходили из надежных уст: Капитоновна приглашала Савелия к ясновидящей, а та передавала слова новгородского владыки. Теперь же, после смерти гадалки, о приезде эмиссара известила мадам Шур.

Неужели она приближенное, доверенное лицо? А впрочем, мадам Шур окончила Сорбонну, пять лет хозяйничала на мызе новгородского архиерея; затем купила в Старой Руссе дачу, пела в хоре, давала уроки на гитаре, а теперь совладелица магазина. Такая вполне заменит ясновидящую…

Над монастырем искрились золотые кресты церквей. Старик поднял отяжелевшую руку, медленно перекрестился и заметил, что прохожие теперь редко осеняют себя крестным знамением. И вообще, если не закрывать глаза, вера в бога угасает. Не он ли, староста, пригрел сиротку, похоронил ее родителей, привел на клирос, возвел в солистки? И что же? Подружилась с безбожниками, вступила в коммуну и выходит замуж за чекиста.

Или регент. Почему отрекся от хора? Он много лет жаловался на горло и все же руководил, не пропускал ни одной службы в храме. А ныне избегает: неловко, стыдно — променял на ликбез.

Солеваров остановился перед монастырскими воротами с крестом и мысленно обратился к богу: «Верни людям веру!»

Под кирпичной аркой оголенные булыжники лоснились ледяной пленкой. Старик покачнулся, налег на трость и мелкими шажками выбрался на снежный покров. Ему тяжело ходить, но нужно: он обойдет всех отступников, еще раз попытается вернуть их в лоно Старорусской богоматери.

На монастырском дворе ребятишки катались с ледяной горки. Перегоняя друг друга, они кричали, толкались, смеялись. Старику хотелось спросить: «Дети, кто с крестом?» Ведь судьба церкви в их руках. А в школах отменили закон божий. Как быть? Что придумать? Вся надежда на прихожан-родителей. С ними надо вести беседы, проповеди.

Старика догнал коренастый священник с широкой рыжей бородой. «Вот некстати», — подумал Савелий и вопрошающими глазами встретил родителя Ерша Анархиста. Тот слегка приподнял шляпу.

— Савелий Иннокентиевич, достопочтенный свояк, — громогласно поздоровался отец Осип и, оглянувшись, тихо сообщил: — Я за твоей милостью. Созови-ка завтра «двадцатку», брат мой.

— Гроза надвигается, отец Осип?

— И страшная, громовая! — Он глазами показал на белое каменное здание: — Зайдем к дьякону, потолкуем наперед…

— Ты за этим и пожаловал в Руссу?