Тайна дразнит разум

Я скрытно следил за каждым движением Морозова. В клетчатом костюме, с темным ежиком на круглой голове, он одну руку засунул в карман, а другой сдерживал на тонкой цепочке красноглазого свирепого дога.

Вдруг чувствую, что меня за рукав тянут из толпы. Мелькнула догадка: «Роза». Так и есть. Один на один она прошептала:

— Вчера у нас в архиве был редкий визитер. Обычно Иванов бегает к Пучежскому, а тут сам начальник пожаловал. Они закрылись в кабинете и о чем-то секретничали. Я, проходя мимо двери, расслышала одно слово, сказанное в сердцах: «Футурист!»

«Сомнительно, чтобы горячо обсуждалась поэзия, да еще при закрытых дверях», — размыслил я и решил сообщить об этом Николаю Николаевичу.

А выстрелы гремели. Среди женщин отличилась Арефьева, жена адвоката. Из восьми тарелочек она разбила семь. И тут же, довольная, светлозубая, по просьбе Морозова передала свое французское ружьецо молодой спортсменке в матроске и синем берете. Незнакомка стреляла вне конкурса. По тому, как она ловко и уверенно вскинула двустволочку, даже я, горе-охотник, угадал в ней опытного снайпера. Ни одного промаха!

Зрители забили в ладоши. Морозов рванулся к победительнице и на белой лайковой перчатке преподнес ей искрящееся алмазом золотое колечко:

— Ваш приз!

Молоденькая «стрельчиха» улыбнулась, а у меня и глаза на лоб: в белокурой незнакомке я признал «Вечернего соловья» и невольно вспомнил вчерашнюю позднюю встречу на мосту Морозова с Берегиней, портрет которой давно примелькался.

Но что такое? Яснопольская, с ловкостью Соньки Золотой Ручки, незаметно опустила колечко в нагрудный кармашек пиджака Морозова и резко отвернулась. А садовник Сильвестр, с благоухающим букетом белых тугих роз, нежданно бухнулся на колени перед актрисой:

— Божественная! Пречистая дева! Не верь нам, блудням! Особо, — зло покосился на мясника, — этому кобелю с белой лапой!

Видимо, дог уловил зловещую искру от взгляда бывшего монаха и с рычанием бросился на коленопреклоненного. Другой рухнул бы на спину, но Сильвестр устоял и, словно пружина, отбросил пса к хозяину. Тот схватил собаку за ошейник, хотел скрытно сбросить намордник, но Морозова остановил комиссионщик Коршунов.

Солидный, в светлой шляпе, с курчавыми бакенбардами и вечно дымящей трубкой, он умышленно громко распорядился в сторону своей разодетой супруги:

— У ворот извозчики! Поспеши, пока есть свободные!

И, словно по команде, перегоняя друг друга, нэповские воротилы устремились к выходу. Тем временем к моему учителю подошла премьерша театра Вера Чарская и, счастливая, за что-то благодарила его.

Тут я вспомнил о воришках, вскинул глаза на старую иву, а там чирикали одни воробушки. Вспомнилась бессмертная пословица: за двумя зайцами погонишься…

К счастью, Калугин, занятый Минусом и Плюсом, не заметил, как я улизнул из Красных казарм. Свое бегство я оправдал тем, что впереди ответственная футбольная игра. Хотя, откровенно, я думал не о предстоящем состязании, а о том, зачем Берегиня дорогое кольцо вернула Морозову, а цветы от Сильвестра приняла. Еще меня удивили мои просветители, Передольский и Калугин: они держались друг от друга на расстоянии, но глаз не спускали с «Вечернего соловья». Мне же было отрадно, что Яснопольская отвергла морозовский «приз»: теперь я не думал о ее связи с Алхимиком. Мне виделась заманчивая картина: я удачно защищаю ворота, мне аплодируют, а Берегиня несет кудрявому вратарю белоснежные розы.

Но поздравит меня с успешной игрой только Роза Гершель. Бедняжку я не проводил домой: остался на товарищеском ужине.

ЛОГИКА ОТКРЫТИЯ

Наконец-то понедельник! День дежурства Калугина по Детской комиссии: он, беседуя со мной, заходит в излюбленные места беспризорников. Мой самый отрадный день! Я бежал к учителю не с пустыми руками. Вчера после футбола Циркач и Филя доверились мне и подарили старинную книгу.

Николай Николаевич похвалил за удачную разведку. Оказывается, члены Детской комиссии — представители губоно, комсомола, партии, а также милиции и ГПУ — пытались найти воришек. Засады в Антонове безрезультатны. Филя и Мунька стояли на стреме, пока Циркач лез по трубе со стороны поля. Допрос Жабы тоже ничего не дал. Шельма твердила свое: «У меня бельмо, шкета не приметила. И товар ныне вольный».

А теперь вещественное доказательство — «Логика» XVIII века. Год издания, штамп и затхлость книгохранилища. Циркач взял книгу по признаку «красивости»: переплет золотистый.

— Голубчик! Издание братьев Лихудовых! — Историк жестом восторженно обозначил книжный стеллаж: — У меня нет!

Ясно, учитель с величайшей радостью поставил бы редкую книгу на полку, но он скорее руку отдаст на отсечение, чем присвоит государственную ценность.

В Новгород беспризорники проникали, как правило, не пароходом, а поездом. Поэтому наш поиск обычно начинался с вокзала. От Белой башни мы шли по земляному валу к станции, а сегодня пошли через крепость. Учителю не терпелось показать Лихудов корпус. На дворе Софии он подвел меня к двухэтажному дому с килевидными арочками над окнами.