Тайна дразнит разум

Грузный хозяин осторожно сошел по железной винтовой лестнице. На нем черная бархатная жилетка, украшенная золотой цепью крупного плетения. Курчавые бакенбарды излишне отросли. Увидев знакомого покупателя, он приветливо улыбнулся:

— Опоздали! — дымящей трубкой указал на концертный рояль: — Только что во всю мощь звучал Скрябин! Из соседней гостиницы заходит Берегиня Яснопольская, отводит душу…

Калугин рад, что опоздал на концерт: восторженный отзыв о «Вечернем соловье» вызвал в нем смутное угрызение совести; и вместе с тем он пожалел: Скрябин приятно поражал его не только страстной, вдумчивой музыкой, но и тем, что композитор вдохновлялся философскими работами Плеханова.

— Голубчик, мой список не затерялся?

— Не тревожьтесь! Список цел, но не поступали ваши книги.

— Еще просьба! Если предложат книгу со штампом новгородской духовной семинарии…

— Извините! — перебил Коршунов, дымя трубкой. — Вор не оставит ни улики, ни адреса своего. — Хозяин укладывал в плоский ящик разные двухцветные шахматные фигурки: — Полюбуйтесь! Королева — Екатерина вторая, конь — лошадь Богдана Хмельницкого, тура — памятник России…

— Батенька! — встрепенулся историк. — Это же копии микешинских скульптур! Продаются?

— Опять опоздали. Хозяйка вот-вот вернется за покупкой.

«Если Квашонкина — уступит», — рассудил Калугин и решил подождать, а заодно прощупать нэпмана. Калугинский взгляд выбрал копию знаменитой «Троицы» Андрея Рублева:

— Прошлый раз я не спросил: чья копия?

— Местного реставратора, палешанина.

— Чудесно выполнил: даже ошибку гения подметил.

— Ошибку?

— Видите, правый собеседник «не вошел» в рамку: пришлось богомазу, нарушая пропорцию, чуть урезать рукав. — Историк залюбовался тремя изящными юношами: — Неужели не продать?

— Прицениваются, да не могу расстаться: очарован загадкой. Тут вроде улыбки Моны Лизы. О чем беседа? О Сергии Радонежском? О битве Куликовской? О Библии? Все перебрал. Не академик!

— Не огорчайтесь! И академики не докопались до тайны «Троицы». Этический раскоп — предел многих. А чтобы создать видимость глубины, они этику подменяют мировоззрением: где надо сказать честно и точно «нравственность», «богословие», «политика», «эстетика», они говорят «философия». Секрет, голубчик, не в ученой степени, а в природе ума. Сила гипнотизера тоже в уме. Не так ли?

— А с чего начать?

— С твердого убеждения: гениальная вещь неисчерпаема. Поэтому каждый из нас переосмысливает творение Рублева по-своему.

— Вам это удалось?

— Проверим, батенька. — Историк начал издалека: — Что сокрыто за символом картины «Три богатыря»?

— Военная мощь, нерушимость наших границ.

— Верно! А суть русской «Тройки»?

— Необозримую Русь облетит только быстролетная птица!

— Прекрасно! — Калугин кивнул на копию иконы. — А суть рублевской «Троицы»?

— Наверное, — задумался тот, — кристалл честности. Ведь высокая мораль — вершина искусства.

— Нет, батенька, у моральной вершины есть пик мудрости, ибо нравственность лечит безнравственность, а мудрость предупреждает ее. Так в чем же философия «Троицы»?

Острый взгляд гипнотизера впился в икону, словно требуя: «Откройся! Откройся!» Тем временем краевед выглядел у входа в магазин деревянную дугу с выемками на концах:

— Чудесная народная поделка! Тоже на комиссии?

— Нет! — повеселел хозяин. — Это моя домработница носит на нем полоскать белье к Волхову. Говорит: «Коромысло — моя упряжка!» Ей сорок, а стан двадцатилетней.

— Смотрите! — Калугин взял лучевую поделку. — Изумительные пропорции: плавный изгиб, срезы отполированы, концы покрашены. Глаз не оторвать. Но это не главное. Примерьте…

И когда тот, не расставаясь с трубкой, уравновесил на плечах дугообразный рычаг, историк закидал его вопросами:

— Вы ощущаете противоположные концы?

— Вот они! — Он качнул плечами. — Левый и правый.

— Как же так? — подзадорил Калугин. — Края взаимно исключают друг друга. Откуда же… гармония?!

— У меня на холке золотая середина: края переходят в нее…

— А теперь, батенька, не снимая коромысла, взгляните на «Троицу». Левый странник восседает супротив правого: их позиции противоположны, но средний собеседник уравновешивает, соединяет крайних: к одному повернулся грудью, ко второму лицом, а те свои взоры обратили к СВОДЯЩЕМУ. И все это триединое разноречие слилось в изумительно легкую круговую гармонию.

— Чудо! — изумился Коршунов. — Чудо!

— За внешним чудом скрыто внутреннее. Смотрите! Правый созерцатель посохом показывает на скалу. А камень — символ неживой природы. Средний наблюдатель тростью выделил дуб. А дерево — символ живой природы. Третий трапезник палкой обозначил хоромы. А дом — символ общественной жизни. Отсюда — три ступени развития мира: неорганическая, органическая и социальная…

— А зачем в центре иконы жертвенник?

— Огонь, принимая в жертву людей, животных, растения, пеплом все живое возвращает обратно в землю. Отсюда — круговорот в природе и круговорот в композиции картины. Дальше…