Тайна дразнит разум

— Конечно, не тот эффект, голубушка. Однако Леонид отметил в дневнике «травлю». Вторая икона еще больше обозлила бы его. А главное, Рысь добивался своего — чекиста натравливал на церковников, толкал его на административные меры, а тем самым восстанавливал верующих. — Калугин метнул взгляд на окно: — Наши идут!..

По тому, как профессор важно закурил трубку, Калугин понял, что тот не обнаружил пропажу дневника Рогова. Аким Афанасьевич бесстрашно выдержал взгляд Воркуна и бодро кивнул дочке: «Не волнуйся-де за меня — криминалиста и короля логики!»

— Гражданин Оношко, — начал официально Иван Матвеевич, — вы обвиняетесь…

— Что?! — качнулся толстяк. — Я обвиняюсь?!

— Да, батенька, вы обвиняетесь в убийстве без убийства…

— Это еще что за галиматья?! — Он захохотал.

Калугин терпеливо выдержал смех профессора и строго повторил:

— Вы, не убивая, убили Рогова.

— Рогова?! — Толстяк отмахнулся дымящей трубкой. — У меня нет сил смеяться! Мы с ним давние и верные друзья!

— Совершенно верно, голубчик! — В слово «голубчик» Николай Николаевич вложил особый, леденящий душу оттенок. — Все началось с вашего влияния на друга, который был значительно моложе вас, профессор. Именно вы, ученый-криминалист, подогрели, ускорили в нем левацкий загиб — хватать церковников, изымать иконы…

— Позвольте, коллега! — выпятил он грудь. — Я и сейчас утверждаю: борьба с религией протекает строго по закону исключенного третьего: ЛИБО вера, ЛИБО социализм, ДРУГОГО выхода нет!

— Другими словами, батенька, раз религия камень на дороге — быстрей вооружайся ломом?! Учтите, профессор, сломаешь церковь, но не веру в бога!

— Вера в бога и наука несовместимы!

— И все же, господин ученый, даже при социализме храмы будут открыты для верующих.

— Ха-ха-ха! — затрясся толстяк, дымя трубкой. — И это говорит председатель укома, атеист, краевед?!

— Так говорят все истинные марксисты, батенька! — поправил Калугин. — Вот вы, профессор, ссылались на закон мышления. Ваша старая логика признает лишь одну формулу: БЫТЬ или НЕ БЫТЬ РЕЛИГИИ. А новая логика дает новую формулу: религии БЫТЬ И В ТО ЖЕ ВРЕМЯ НЕ БЫТЬ! Быть религии в том смысле, что вера в бога будет очень долго сопровождать строителей нового общества, и в то же время религии не быть, поскольку она неизбежно отмирает и совсем отомрет…

— Позвольте, коллега, — вставил Оношко. — Кивок на грядущее не довод! Время покажет, кто прав. А сейчас бытуют разные аспекты, разные догадки о судьбе религии. И нет ничего криминального в том, что моя точка зрения не совпадает с вашей, коллега!

— Конечно, криминал не в разных точках зрения, а в том, что ваша мертвая теория хватает живых людей. Вы отлично знали, что Карп и Тамара — самые близкие, любимые для Рогова. И вы отняли их!..

— Я?! — привстал Оношко. — Где факты, доводы?!

— Извольте, батенька! — Николай Николаевич перевел взгляд на младшего Рогова: — Карп Силыч, под влиянием каких ФАКТОВ и СООБРАЖЕНИЙ ты прислал мне свой партбилет?

— Я уж говорил, — Карп решительно поднялся за столом. — НЭП сбил с толку!

— А почему, друг мой, Пронина, Воркуна, Селезнева не сбил? Какую роль сыграл здесь друг вашего дома? Нуте? Какова его точка зрения?

— Я сам скажу! — Толстяк выставил живот. — Коллеги, я убежден, нэп окрылит не только торговцев, кулаков, спекулянтов, но и бюрократов, саботажников и фракционеров. Развяжет руки карьеристам, взяточникам, стяжателям. Приумножит воров, бандитов, развратников! Создаст фронт голодных, безработных, беспризорников. Откроет двери концессиям, валюте, буржуазной культуре. Оживит мракобесов и монархистов! Следовательно, нэп — самоубийство революции!

— И этот тезис о самоубийстве вы подкрепили излюбленной формулой: ЛИБО наступать, ЛИБО отступать, ДРУГОГО варианта нет. Нуте?

— Да, одно из двух: либо — либо!

— Но есть, повторяю, более гибкая формула!

— Чья формула?

— Ленинская! — ответил Калугин и пояснил: — Владимир Ильич нашел третий вариант. Частной лавочке быть и в то же время не быть долго: ее вытеснит кооперация и государственный магазин. Мы, большевики, отступаем для наступления! У нас впереди победа! А вы, профессор, со своей школьной логикой и сами зашли в тупик, и Карпа подтолкнули на измену партии.

— Позвольте?! — оторопел толстяк. — Что значит «подтолкнул»?!

— А вот что! — вскипел Карп, сверкая карими глазами. — Ты говорил, да недоговорил. Прошлым летом ты особенно ко мне присосался. — Он сделал жест в сторону Нины: — Дочь твоя свидетель! Ты мне и про нэп, и про голод, и про своего коллегу, который ради любимой бросил партбилет.

Нина презрительно взглянула на отца.

— Ты подкинул мне все секреты, как завоевать Ланскую, но не сказал главного… — Карп сделал паузу, — что ты сам хотел жениться на ней! И когда твоя дочь раскрыла мне глаза — я пришел к тебе в номер убить тебя! Но ты ловко растянулся на полу и спас себя. Но сейчас не выкрутишься. Ты знал, что брат болен, ибо сам же просил меня пощадить его сердце — не говорить ему о порванном партбилете. А сам что сделал, друг нашего дома?! Отвечай!