Сережа что-то еще мягким голосом сказал Кате и сел в кресло напротив. Его и Катю разделяла большая деревянная тумбочка, на которой сверху красовался старинный красивый торшер, рядом с которым стояла пристывшая кружка. Гостиная, оборудованная под класс, могла вместить до 5-8 детей-гостей одновременно. Свой импровизированный класс Петр Игнатьевич украсил в подобающем стиле. Однако от этого класса ничего не осталось практически. По периметру гостиной-класса были развешены портреты великих ученых: Эйнштейна, Максвелла, Дирака, Хокинга и других. Ранее пять парт стояли в один ряд друг за другом, а теперь было только два кресла. Класс превратился в комнату. На стенах висели мощные светодиодные светильники, которые полностью освещали помещение. Всё, кроме темного угла, где сейчас и сидели два приятеля, будто прячась от жизни.
Маркерная доска для занятий висела практически у входной двери напротив кресел. Белое полотно доски, использующейся Петром Игнатьевичем для записей во время урока, по старости начало менять цвет от бесконечного использования едких маркеров. На ней были начерканы наскоро свежие формулы. Дети заметили это. Разобраться было сложно. Слишком сложные выкладки.
– Мы такие не изучали, – заметил Сереж, отвлекшись от документального фильма, а Катя добавила, – по-моему, я узнаю пару букв, но в целом ничего неясно.
– Какие это буквы?, – расстроившись, что не разглядел сам, спросил Сережа.
– Лямбда, наверное, длина волны, ц, видимо, скорость света, а вот это, – указывала на изогнутую галочку, говорила Катя, – по-моему, частота что ли?»
Сережа утвердительно кивнул головой, хотя расстроился, что не увидел этих букв, и принялся смотреть фильм дальше. Пока ролик подгружался заново, мальчишка поправил положение монитора, чтобы лучше было видно его гостье, и поправил настройки яркости. Катя же успела за это время разглядеть, что и кухня дома была пустой, хотя вначале ей так не казалось. Все шкафы и ящики открыты, тарелок тоже уже не было, кружек, только та, что стояла на тумбочке. Она вообще стояла там постоянно. Не покидало ощущение, что это не старый обжитый дом, а новый, который только что принял первых жителей в своих холодных стенах, похожих на книжные полки. Даже запах был какой-то иной.
Фильм почему-то перезапустился, видимо было потеряно соединение во время паузы. Начались вновь вступительные титры. Дети уселись смотреть внимательно каждый кадр фильма о Девятой планете.
Пока Петра Игнатьевича дома не было, одолеваемая думами и страхами, Катя решила воспользоваться ситуацией и, не смотря в глаза Сереже, спросила:
– Сереж, а твоя мама где?
Сережа клацнул по пробелу на клавиатуре, ролик остановился во второй раз. Он удивленно повернул голову в сторону Кати, которая продолжала стыдливо смотреть в дверь. Из изумрудных глаз девочки текли тяжелые кричащие слезы. Что-то екнуло внутри мальчишки, и он понял, что почувствовал внутри себя что-то, чего раньше не ощущал. Поселился какой-то маленький зверек, скребётся, скулит, просится наружу. Он даже хотел что-то прокричать на зверином, но не мог, как не мог и слова вымолвить застывший Сережа.
В воздухе зависла странная пауза, но уже через мгновение Сережа протянул руки к Кате через тумбочку, что разделяла их, хотел приобнять, но то ли постеснялся, то ли длины рук не хватило из-за расстояния, и он просто дотронулся украдкой до ближайшего к нему плеча девочки.
Катя вздрогнула, повернула голову в его сторону, но молчала. Сережа заговорил первый:
– Не плачь, я свою маму вообще не видел, и, если честно, вообще о ней ничего не знаю. Даже не интересовался никогда. Мне с папой так хорошо было всегда, что я…. Я так понимаю, по крайней мере мне всегда так казалось, что один из крестов на отшибе её, мамы моей, но какой именно я не знаю, поэтому, когда грустно мне, я просто выхожу на улицу, когда прожекторы на куполе выключены, и бегу к краю отшиба, сажусь на землю, прямо на пыльную тропинку и пою колыбельные, которые включал мне в записи папа. Он часто повторял, что если петь, то кто-то обязательно услышит мое пение. Кто-то… Позавчера, перед самым сном, я прибежал на свое место и начать снова петь. Один из крестов вдруг, как мне показалось, заискрил или засиял на мгновение, я решил, что это мама дает знак. Она где-то вокруг меня витает, чувствую, как будто. Прибежал обратно к папе, рассказал, всё как было, а он фыркнул на меня, сказал, что я сказочник, и что ему стыдно за меня, отправил в спальню, а сам начал греметь две ночи подряд, а вот с утра сегодня всё это.
– Ну ты же понимаешь, что это невозможно, мы на уроках обсуждали эти темы, призраков не существует, после смерти происходит лишь финальный исход. Вот папа и расстроился, что ты вдруг начал выдумывать, – парировала зареванная Катя.