Хотя этот избранный народ порой испытывает унижения от невежественных варваров, господствующих в сказочно-абсурдном, но узнаваемо российском мире («Сказка о Тройке»), хотя их нон-конформизм, неспособность проникнуться массовыми психозами превращает его членов в гонимую, угнетенную касту, (диссидентов — «мокрецов» — «выродков» — «интелей»), в конечном счете их незаметная, чудотворная работа сотворит новое небо и новую землю («Гадкие лебеди»). Мистические Силы природы (если они есть) также признают паритет творческих личностей и считаются с результатами их работы («За миллиард лет до конца света»).
Майя Каганская в своем эссе, посвященном двум повестям, «Жук в муравейнике» и «Волны гасят ветер», написанным в 80-х
После ряда остроумных выкладок она заключает: «Еврейская тема тотальна в обеих повестях… Речь идет о еврейской эмиграции.».
Легко догадаться, что воображению писателей не столько евреи («творческая интеллигенция», конечно) представляются сверхлюдьми, сколько термин «гомо сапиенс» звучит, пожалуй, слишком гордо в применении к массовому обществу, как оно им видится. Впрочем, более важными кажутся мне не полускрытые намерения авторов, а бурная реакция читателей, использовавших возможность такой интерпретации задолго до ее опубликования.
Подобно тому как преступные сообщества во всех странах вырабатывают свой слэнг, свою этику и эстетику, практикуют нетрадиционное словоупотребление, специфические слова и выражения («феня», «арго»), советская интеллигенция, десятилетиями ощущавшая себя отчасти вне закона (а в лице многих своих выдающихся представителей и побывавшая в местах заключения), выработала свой эзотерический язык и кодекс поведения, по которому члены сообщества узнают друг друга. Официальная культура не дает внешнему наблюдателю никакого представления о фактической (подпольной) духовной жизни советского человека. Эту особенность советской ситуации Каганская характеризует таким образом: «В советской литературе тексты только на одну треть пишутся авторами, а на две — дописываются читателями. Здесь действует… техника кроссворда: составляют кроссворд писатели, заполняют — читатели.» Конечно, Стругацкие — любимые писатели советской интеллигенции — писали на эзоповом интеллигентском языке того времени и в пределах эстетики того круга.
И в самом деле, что еще оставалось думать читателю-еврею после прочтения в 1968 году в СССР такого пассажа:
«Все равно я уеду, — думал Перец… — все равно я уеду… Не буду я играть с вами в пинг-понг, не буду играть в шахматы… не хочу я больше петь вам песни, считать вам на «мерседесе» (т. е. теперь это значит, на компьютере), разбирать ваши споры…читать вам лекции, которых все равно не поймете. И думать за вас я не буду, думайте сами, а я уеду… Все равно вы никогда не поймете, что думать — это не развлечение, а обязанность…».
Еврейская революция
Невозможно предугадать, во что бы вылился со временем рост числа диссидентов в СССР, если бы Шестидневная война неожиданно не переломила ситуацию и не ввела новое измерение.
Я не считаю, что Шестидневная война оказала прямое вдохновляющее влияние на советских евреев, как думают западные социологи. Внутренние факторы влияли на них гораздо действеннее. Но эта война существенно изменила политику советских властей и, т. о., повлияла на евреев косвенно.
Паническая реакция советского правительства на победу Израиля выразилась в том, что оно стало представлять его как передовой отряд Западной цивилизации, а Сионистский заговор, как якобы решающий фактор мировой политики.