Недалеко от нашего лагеря расположились чумы нганасан. Среди них Чута и Сундаптё — наши знакомые. Зимой они со своими стадами стояли близ Норильска, на севере озера Пясино, и частенько приезжали к нам гостевать. Летуют же они здесь, у южных склонов гор Бырранга, передовые уступы которых видны отсюда на севере, километрах в 20 от нас. Теперь на пути мы будем встречать только нганасанские чумы. Ни долганы, ни эвенки далеко на север не кочуют.
После Тареи Пясина делает поворот на запад почти под прямым углом. Поворот этот весьма необычен, и на старых картах его нет. Теперь, после наших съемок, Пясина будет выглядеть на карте совершенно по-иному. Причина такого изгиба реки лежит в истории ее развития. В те времена, когда у Бырранга и далее к югу располагалось море, Пясина впадала в него где-то в районе Тареи или Янгоды. Потом море начало постепенно отступать, горы Бырранга оказались барьером для реки и вынудили ее течь на запад, пока понижение рельефа не позволило Пясине вновь; повернуть на север. На всем этом 150-километровом колене от Тареи до Пуры река течет в сравнительно узкой долине шириной менее километра. Горы отдельными отрогами подходят к реке, образуя скалистые мысы и обрывы. Левый же берег чаще песчанистый и низкий.
От устья Пуры Пясина вновь круто поворачивает на север, к морю. Здесь между горами Бырранга и проложила себе путь река. Коренные породы кое-где по берегам выступают из-под рыхлых отложений в виде округлых, сглаженных льдом выступов. Несомненно, что они сложены из темных изверженных пород и базальтов, таких же, как в Норильске.
На отмелях левого берега в песке попадаются довольно крупные обломки каменного угля из какого-то, видимо недалеко лежащего, месторождения. Искать его у нас нет времени. Позднее, в конце 30-х годов, такое месторождение было обнаружено на впадающей в Пясину речке, названной Угольной. Этот уголь пользовали суда, ходившие в то время по реке до устья. Плывем дальше, придерживаясь левого берега, полагая, что, скорее всего именно тут проходит фарватер. Глубины везде достаточные, пять-шесть метров и больше, но кое-где у воды и воде есть каменистые выступы, остатки сглаженных льдом скал. Они будут представлять некоторую опасность для судоходства. В одном месте, где коренные породы подходят непосредственно к реке, сужая русло, делаем остановку для осмотра. Справа каменный уступ тянется вдоль берега более чем на километр. Осмотр показал, что здесь есть не только темные базальтовые породы — траппы, как в Норильске, но и светлые гранитные. Это позволяет предположить, что в горах Бырранга присутствуют разнообразные полезные ископаемые.
На левом, более отмелом берегу в полутора километрах видна сопка странного кирпично-красного цвета. Она оказалась сложенной из гранита. При выветривании его отдельные минералы приобрели характерный кирпично-красный цвет, благодаря которому сопка бросается в глаза издали. Мы ее так и назвали — Красная сопка. Мелкие возвышенности, разбросанные по равнине среди рыхлых песчано-глинистых отложений, носят явные следы интенсивной ледниковой обработки. Они округлы, без углов и выступов, с пологой стороной, обращенной на восток, откуда двигался ледник. На многих видны глубокие борозды — шрамы от камней и глыб, вмерзших в днище ледникового потока.
Такие скалы — "бараньи лбы" — мы встречали в Норильске, по берегам горных озер Лама, Кета и других. Значит, оледенение когда-то охватывало весь Таймыр, спускаясь далеко на юг, как и в Европейской России, где ледники двигались из Скандинавии.
Во время обследования обнажений мне пришлось столкнуться с явлением, которое тогда показалось странным и непонятным. Осматривая породы вдоль берега, я прошел мимо скалы в виде столба, поднимающегося метра на три. Вдруг с него слетел гусь-казарка и сел неподалеку на воду. Я заинтересовался, влез на столб и нашел на его вершине гусиное гнездо, а в нем скорлупки яиц и несколько только что вылупившихся гусят. Я решил помочь гусыне отнести их в воду. Снял шапку, положил в нее гусят, взял шапку в зубы и спустился вниз. У воды выпустил гусят и пошел дальше. Через несколько шагов оглянулся и, к величайшему изумлению, увидел, что гусята бегут за мной. Подбежали и уселись прямо у ног. Опять положил гусят в шапку, вошел в воду, выпустил и ушел. Гусак и гусыня в тревоге плавают невдалеке, а утята — опять ко мне. Пришлось снова взять их, зайти в воду подальше, насколько позволяли сапоги, и бегом обратно. Спрятался за скалу, вижу: гуси подплыли к гусятам и повели их куда-то.