– Ты что? – Миша разулыбался.– Такие люди, как я, умирают в одиночестве. Вся эта клубящаяся толпа разбежится и не вспомнит. Будут шептаться: в квартире номер 94 труп нашли. Клуб репутацию потеряет, а может, ещё б'oльшую популярность обретёт: по нынешним временам труп – отличный пиар. А что хозяин умер никто и не поймёт. Я такой же гость в собственной квартире и бомж в собственной жизни. Но именно об этом я и мечтал. Мне всё здесь нравится. И гудеть, и скрываться в своей комнате, и мелочовку по карманам тырить, и одежду с чужого плеча носить,– он оттянул ворот моей футболки, что была на нём, мол, гляди, и твою шмотку уже отжал,– и уборки делать нравится…
– Быть прислугой нравится?
– А что в этом стыдного? Нравится. Разрушать и строить заново. Отчистить, отдраить всё тут до блеска, а потом снова развалить. Сжечь хату, а потом хоть из пепла по крупинке восстановить. Нет, это не прислуживание. Это…– он подумал,– архитектура. Я – Архитектор.
– Кто живёт в остальных квартирах? – я сменил тему.
– Люди. Больше ничего о них не знаю. Да и дела мне до них не больше, чем до случайных гостей.
– Жаль, я думал, ты меня с ними познакомишь. Мне как раз очень любопытно узнать о них побольше. Не каждый день встречаешься с людьми, живущими на исчезающем этаже.
– А зачем тебе я? Нет ничего проще: если хочешь с кем-то познакомиться – пойди и познакомься!
– А если я окажусь не ко двору?
– Нет ничего проще: развернись и уйди.
– Да уж, и правда… Нет ничего проще.
Глава 5
Прошло ещё несколько дней. Теперь я раздавал листовки с корявой канцелярской фразой: «Приработок в торгово-развлекательной структуре». Выведенная курсивом на белом листе бумаги и сопровождённая номером телефона она выглядела весомо, но произнесённая вслух в моём исполнении обретала неизменный оттенок ребячливости и даже дурашливости. Мужу хозяйки зоомагазина требовались работники сразу в несколько отделов, по рассказам самой хозяйки муж корпел над солидной фразой несколько часов, поэтому произносить её полагалось учтиво и величественно, отдавая дань невыносимым мукам, в коих она была рождена.
– Ты, конечно, можешь говорить только часть текста,– шепнула она мне,– но, если муж окажется рядом и услышит, он может тебя оштрафовать. А он всегда где-то рядом.
Вот эта фраза и впрямь звучала весомо.
Так и ходил я по нижнему этажу торгового центра, огибая лотки с воздушными шарами, цветами и парфюмерией, от скуки то разглядывая предлагаемые товары, то поднимая глаза к потолку с сохранившейся кое-где лепниной. Предлагаемый текст я выдавал то монотонным побуркиванием, то, воодушевляясь, начинал форсировать звук «р», словно выговаривая не изобретённую работодателем абракадабру, а скороговорку про Клару и Карла.
– Приработок в торгово-развлекательной структуре!
Приработок. Слово-то какое! Неудобное слово. Вот уж воистину – в муках рождённое.
Штраф мне один раз-таки влепили, когда автор этого шедевра услышал из моих уст усечённый вариант. И всё же время от времени я бормотал короткое:
– Работа… Работа в торговом центре.
А то и вовсе молча всовывал снующим взад-вперед покупателям затрапезные визитки.
После окончания смены я, как правило, заглядывал в зоомагазин – на пару минут, перед самым закрытием. Вид освещённого ночником вольера и дремлющий на подстилке Боня производили на меня умиротворяющее воздействие.
В центре магазина высился большой аквариум. Не знаю, почему я не упомянул его раньше. Возможно, по той причине, что обитающая в нём рыбка интересовала меня куда меньше вольно бегающего козлика. Пузырьки воздуха бурлили в узкой полоске света, издавая чуть слышное журчание. Рыба вальяжно перемещала плоское тело в водной толще, бликуя, словно маленькое круглое зеркальце какой-нибудь кокетки.
Таня не хотела приходить сюда. Ссылалась на аллергию и нелюбовь к животным. Вот ведь странность: с людьми в больнице она готова была возиться день и ночь, а бегающим в колесе белкам или забавному попугаю, кричавшему что-то вроде: «Котяру видели?» – уделять внимание отказывалась.
На следующий день после нашего с Мишей «полоскания за заблокированной дверцей», я всё рассказал подруге.
Мы как раз нашли время разместить фотографии по рамкам. Завтра мы на такси увезём их в больницу и развесим по стенам. А послезавтра уже и конференция.
Я сбивчиво, азартно и пылко, то удивляясь в очередной раз Мишиному образу жизни, то возмущаясь бездействием властей, поведал Тане о недавнем знакомстве и об особенностях 4-го этажа дома номер 65 по улице Вишнева.
– Я непременно тебя потом представлю всем, с кем сам успею свести знакомство!
– Ой, нет, Арсенька, уволь!
– Но почему? – я ругнулся, в очередной раз загнав себе под ноготь металлический зажим фоторамки. Таня рассматривала другой, уже вставленный в раму снимок, прикидывая, где верх, где низ. Она поймала моё отражение в стекле. Мы встретились взглядами. В моём читалось удивление, сопроводившее вопрос, с примесью боли – из-за ногтя. В её – решительный отказ.– Мишка – он очень интересный! Он говорит, что он – сама Жизнь!