Читаем Тайм-код лица полностью

Должно быть, какое-то время я постояла так, остолбенев, а потом выскочила из комнаты, побежала на кухню и рассказала маме об увиденном. Помнится, она пыталась объяснить мне, что бабушка с дедушкой сидели в дзадзэн, но трехлетнему ребенку это ни о чем не говорило, поэтому мама принесла мою куклу Дарума и стала объяснять по ней. «Дарума» – японское имя Бодхидхармы, монаха, который принес учение дзен-буддизма из Индии в Китай и который, как известно, просидел девять лет, уставившись на стену и безмолвно медитируя. Японские куклы Дарума – они такие круглые и красные, по форме напоминают рисовый шарик, без ног и рук, с большими пустыми белыми кругами вместо глаз. Низ у них часто бывает изогнут так, что даже если их перевернуть, они, вернутся в исходное положение и, покачавшись, восстановят равновесие.

Итак, моя мама качнула мою куклу Дарумы, та стала раскачиваться взад-вперед, и мама объяснила, что это медитация дзадзэн и тем же самым занимались бабушка и дедушка. Мама сказала, что Дарума был очень хорошим мастером медитации, и на самом деле, он в этом так преуспел и медитировал так долго, что у него отвалились руки и ноги. А глаз у него не стало потому, что во время медитации ему захотелось спать, и тогда он выдернул себе веки и бросил их на землю, и из них вырос чайный куст.

Вот таким было мое знакомство с дедушкой, бабушкой и дзен-буддизмом. Просто удивительно, что после этого я не подалась в «прыгуны».

<p>Тайм-код</p><p>00:57:26</p>

00:57:26 Шевелю бровями: скептически приподнимаю их, нахмуриваю. Никогда раньше не осознавала этого, но левая бровь нравится мне больше, чем правая. У нее такой лукавый вид. Она иронично изогнута, но, как ни странно, я не могу двигать ею так же, как правой. Мышцы с левой стороны, похоже, немного сачкуют, и я кажусь себе асимметричной марионеткой с порванной ниткой для брови. Мои брови редеют. Раньше я их выщипывала, чтобы придать им красивую форму, но давно уже этим не занимаюсь. А вдруг они совсем выпадут? Не хочу быть старушкой, которой приходится подрисовывать брови карандашом… но опять же, пофиг, почему бы, черт возьми, и нет?

<p>Навязчивые состояния</p>

Удивительно, что у меня еще есть какие-то брови. В детстве я страдала трихотилломанией – это расстройство, связанное с выдергиванием волос. Я выщипывала себе брови и ресницы, а также расщепляла кончики секущихся волос, собирая кучками маленькие изогнутые волоски на белой странице или белых клавишах пианино, когда делала уроки или занималась музыкой. Трихотилломания, по-видимому, относится к числу обсессивно-компульсивных расстройств, и пик ее проявления приходится на период между девятью и тринадцатью годами, именно тогда начались мои собственные навязчивые состояния. Такое поведение часто провоцируется депрессией или стрессом – выдергивание волос приносит облегчение.

Со временем я избавилась от привычки выщипывать брови и ресницы, но секущиеся кончики еще долго оставались моим проклятием. Безмолвно застыв, я часами перебирала волосы, выработав сложную систему способов их расщепления. Некоторые были просто раздвоены в форме буквы Y, но иные скорее походили на перья, пушистые, с тонюсенькими кончиками, и я считала их самой удачной находкой, потому что они представляли самую большую проблему. Фишка была в том, чтобы ухватиться за отдельный зубчик и тянуть его как можно дольше вверх по стволу, пока он не оторвется. Я даже сейчас помню это состояние, похожее на транс, и то напряжение в теле, с которым я кропотливо проделывала эти манипуляции, и тот стыд, который я испытывала, чувствуя, что поведение мое неправильное и нездоровое, но не находя в себе сил остановиться. Я была эмоциональным и скрытным ребенком.

Дело даже не в том, что выдергивание волосков меня как-то успокаивало. Скорее, занимаясь этим ритуалом, я могла контролировать нервное напряжение и удерживать его в себе, чтобы оно не вырвалось наружу. В конце концов в подростковом возрасте я излечилась от трихотилломании, отрезав волосы и научившись курить и пить: перешла на другие ритуалы самопомощи, которые потом не один десяток лет столь же скрупулезно исполняла.

Такого рода обсессивно-компульсивные состояния не редкость. В школах полно сутулых косоглазых старшеклассниц, сосредоточенно расщепляющих себе кончики волос. В Японии я часто видела их в метро. Некоторые девушки обрезали секущиеся кончики крошечными маникюрными ножницами, которые носили с собой в сумочке исключительно для этой цели. В наше время такое уже не часто увидишь. Теперь вместо этого они все время занимаются своими смартфонами: увлеченно переписываются или играют в игры.

<p>Тайм-код</p><p>01:00:19</p>

01:00:19 Ну, наконец-то! Час прошел. Оближем губы. Пошлем себе воздушный поцелуй и продолжим в том же духе.

01:01:14 Это что, мне еще два часа так сидеть? Что за бредовая была идея…

Перейти на страницу:

Все книги серии Большие романы

Книга формы и пустоты
Книга формы и пустоты

Через год после смерти своего любимого отца-музыканта тринадцатилетний Бенни начинает слышать голоса. Это голоса вещей в его доме – игрушек и душевой лейки, одежды и китайских палочек для еды, жареных ребрышек и листьев увядшего салата. Хотя Бенни не понимает, о чем они говорят, он чувствует их эмоциональный тон. Некоторые звучат приятно, но другие могут выражать недовольство или даже боль.Когда у его матери Аннабель появляется проблема накопления вещей, голоса становятся громче. Сначала Бенни пытается их игнорировать, но вскоре голоса начинают преследовать его за пределами дома, на улице и в школе, заставляя его, наконец, искать убежища в тишине большой публичной библиотеки, где не только люди, но и вещи стараются соблюдать тишину. Там Бенни открывает для себя странный новый мир. Он влюбляется в очаровательную уличную художницу, которая носит с собой хорька, встречает бездомного философа-поэта, который побуждает его задавать важные вопросы и находить свой собственный голос среди многих.И в конце концов он находит говорящую Книгу, которая рассказывает о жизни и учит Бенни прислушиваться к тому, что действительно важно.

Рут Озеки

Современная русская и зарубежная проза
Собрание сочинений
Собрание сочинений

Гётеборг в ожидании ретроспективы Густава Беккера. Легендарный enfant terrible представит свои работы – живопись, что уже при жизни пообещала вечную славу своему создателю. Со всех афиш за городом наблюдает внимательный взор любимой натурщицы художника, жены его лучшего друга, Сесилии Берг. Она исчезла пятнадцать лет назад. Ускользнула, оставив мужа, двоих детей и вопросы, на которые её дочь Ракель теперь силится найти ответы. И кажется, ей удалось обнаружить подсказку, спрятанную между строк случайно попавшей в руки книги. Но стоит ли верить словам? Её отец Мартин Берг полжизни провел, пытаясь совладать со словами. Издатель, когда-то сам мечтавший о карьере писателя, окопался в черновиках, которые за четверть века так и не превратились в роман. А жизнь за это время успела стать историей – масштабным полотном, от шестидесятых и до наших дней. И теперь воспоминания ложатся на холсты, дразня яркими красками. Неужели настало время подводить итоги? Или всё самое интересное ещё впереди?

Лидия Сандгрен

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги