Сеньор Оливарес медленно протянул руку, положил ей на плечо. Движение было мягким, совсем не угрожающим, Ника не шевельнулась, и тогда он властно притянул ее к себе.
Она ожидала, что он собирается ее поцеловать, — насколько ей было известно, мужчины в таких обстоятельствах обычно начинают с этого. Но сеньор Оливарес придерживался других методов обращения с женщинами — его рука грубо скользнула за воротник ее рубашки.
Тогда Ника отклонилась назад, и это помогло ей как следует размахнуться.
Она никому и никогда еще не давала пощечин и видела, как это делается, только в кино. Но рука у нее была крепкая, тренированная на шпаге, — словом, пощечина получилась классически звучная, а сеньор Оливарес такого отпора, видимо, не ожидал, он даже покачнулся, переступил с ноги на ногу и отступил на шаг.
Чтобы иметь свободу для действий и не чувствовать себя «прижатой к канату», Ника скользнула к окну. Теперь между нею и сеньором Оливаресом находился ящик, который заменял вторую табуретку в каюте. Окно было большим, в крайнем случае можно в него выскочить. Можно дотянуться и до шпаги, словом, как считала Ника, продолжений у нее достаточно. И хотя она внимательно следила за Оливаресом, краем глаза успела взглянуть в окно и увидела, как к «Аркебузе» подходила большая шлюпка с одним гребцом. На корме шлюпки сидела женщина в красном платье с низким лифом и с черной кружевной шалью на черноволосой, как у цыганки, голове.
Ника успела также заметить, что женщина молода и красива.
И уже нетрудно было догадаться, что она должна иметь какое-то отношение к сеньору Оливаресу. Взять с собой в плаванье женщину — такое мог позволить себе только капитан корабля. И его помощник…
А сеньор Оливарес в некоторой оторопелости стоял посреди каюты, и, по мере того, как краснела его левая щека, ястребиные глаза наливались гневом.
Нужно было разряжать обстановку, и Ника, не задумываясь долго, движением пальца пригласила его подойти.
Он еще нахмурился, не понимая, однако послушно шагнул к окну. Женщина в лодке улыбнулась радостно и помахала ему рукой. Но тут же разглядела за его плечом лицо Ники, которая и не собиралась прятаться. Улыбка у женщины тут же погасла, темные глаза прищурились презрительно: конечно, она не принадлежала к числу женщин, которые прощают посторонние увлечения своих избранников, по ее виду догадаться об этом было нетрудно. Оливарес попытался загородить Нику спиной, но опоздал.
Шлюпка уже причалила к «Аркебузе», матрос ее поймал брошенную с палубы веревку.
Оливарес что-то прошептал сквозь зубы и повернулся к дверям. На пороге он остановился, посмотрел на Нику через плечо, как бы говоря, что еще попытается вернуться при первой же возможности.
Никаких особых переживаний после такой сцены у Ники не осталось. Как только за сеньором закрылась дверь, она заглянула в миску, которую принес рыженький переводчик, нашла там кусок мяса, завернутый в две лепешки. В бутылке — вино, слабенькое, вполне приятное на вкус, видимо, заменявшее здесь чай. Ника поела с аппетитом, неожиданным для нее, — мир, хотя и воображаемый, а есть хочется по-настоящему, странно!
Она попыталась напоить и Клима прямо из горлышка бутылки. Он сделал глоток, приоткрыл глаза, даже хотел приподняться, но тут же сморщился и опустился обратно на подушку.
— Голова… — пожаловался он.
— Лежи, отдохни.
— Что со мной случилось? Что-то я плохо помню.
Ника рассказала.
— А наш капитан?
— Говорят, его убило ядром.
— Бедный Ван Клумпф. Упокой, Господи…
— Клим!..
— А… это случайно. На корабле-то кто?
— Вроде — испанцы. Помощник капитана говорит, как я поняла, по-испански. Мы с ним уже побеседовали.
— Как же ты с ним беседовала?
— И с переводчиком… и так. Во всяком случае, мы друг друга поняли, кажется. Ты поесть не хочешь?
— Нет, голова гудит. Здорово, видимо, меня трахнуло.
— Попробуй еще заснуть.
— Пожалуй.
Клим послушно повернулся лицом к переборке.
Южные сумерки быстро перешли в ночь. Яркая крупная луна отражалась в спокойном море. Каюту заполнила призрачная полутьма. Ника закрыла все же дверь на крючок (от вторжения он не смог защитить, но предупредить хотя бы мог).
Достала из-за кровати шпагу.
Ощутив в руке ее твердую холодную рукоятку, Ника как-то сразу почувствовала себя увереннее, хотя, если поразмыслить, шпага была весьма ненадежной защитой, однако она положила ее в изголовье лежанки, рукояткой поближе к себе, улеглась рядом с Климом. Прижалась спиной к его широкой и надежной спине и вроде бы совсем успокоившись, даже заснула.
Разбудил ее звук сорванного крючка.
Она поднялась, присела на лежанке. Подвинула к себе шпагу. Отблески лунного света проникали в каюту. В дверях стояли две темные фигуры, Ника услышала злой приглушенный шепот женщины… Догадаться уже было нетрудно — сеньор Оливарес хотел повторить визит, но его на пороге перехватила женщина. Видимо, он был изрядно пьян и упорствовал, но и женщина действовала решительно и энергично. Ника услышала звук пощечины и невольно подумала, что на пощечины сеньору Оливаресу сегодня определенно везло.