Тайфун придет из России

Он отдал пацану последние деньги (оставив, к своему стыду, на прокорм пятьдесят «мертвых президентов»), пожелал успехов во всем и угрюмо наблюдал, как тот уходит. Спецназовцы притихли, смотрели на него со страхом.

– Суицидально настроенный ты наш, – убитым голосом пробормотала Люба, – чего так смотришь, словно я Родину продала? Да-да, ты псих, и не спорь, я буду твердо придерживаться этой версии…

– А так хотелось еще пожить… – мечтательно вымолвил Мишка. – Кстати, командир, тебе никто не говорил, что экспериментировать лучше на других, чем на себе?

– Я уже не похож на человека, к приказаниям которого следует прислушиваться? – прищурился Глеб.

– Да, наш генерал, – вздохнула Маша, – приказывай. Мы сделаем все, что в наших силах.

– Не могу поверить, – хмыкнул Мишка, – это нереально. Такого не бывает.

– Сидим до полной темноты. Желающие могут поспать. Выбираемся из лагуны, доставляем ваши сиятельные задницы к водолазному снаряжению… надеюсь, никто не забыл, где мы его спрятали? А дальше будете получать пошаговые инструкции.

– Нам конец, – драматично возвестила Люба и скорчила такую физиономию, что только не хватало петли на шею и таблички на грудь: «Она убивала мексиканских наркобаронов».

В этом безумии было что-то привлекательное, чарующее, почти сексуальное. Темнота растворяла человеческое присутствие. Четыре километра к югу, черные тени скользили по пространству, перебирались через каменные завалы, бежали по гладким намывным пляжам. Ориентир нашелся без труда – три пальмы тесно переплелись, как будто так им было легче сопротивляться ветру. К черту акваланги! Лишняя тяжесть, неужто не доплывут? Мерцающий огонек в полутора милях на востоке – разве это не то, что нужно? Надеть костюмы, пятки в ласты – и вперед. Сто метров под водой, вынырнуть, отдохнуть – и снова под воду…

– Опять без обеда и ужина, – посетовал вечно голодающий Черкасов. – Ну, точно ласты загнутся…

– На яхте пообедаем и поужинаем, – отрезал Глеб, – а если повезет, то и позавтракаем. Обещаю отличную мексиканскую кухню и двести граммов «наркомовской» текилы.

– Смотри, ты обещал, – встрепенулся Мишка. – И постарайся, чтобы не пришлось напоминать.

Они входили в воду, стараясь ни о чем не думать. Головы была пустые, как прохудившиеся ведра.

– И запомните, – бросил Глеб перед тем, как погрузиться в воду, – пока я ваш начальник, мы будем выполнять поставленные нам задачи. Считайте меня дуболомом, считайте тупым солдафоном – мне без разницы. Средства не имеют значения, тем более если речь идет об отъявленных негодяях. И будет только так. Вы должны это помнить, как три шестьдесят две…

Ночью вода в Карибском море практически не остывала. Теплая, густая, она обволакивала тело, и казалось, что ласкается. Несколько раз они всплывали, набирали воздуха и снова уходили на глубину. Приближался мерцающий огонек на капитанском мостике. Когда они всплыли в сотне метров от яхты, берег уже не просматривался. Над водой клубилась седоватая дымка тумана. Контуры «Наваждения» проявлялись из белесых завихрений – гордый стреловидный нос, округлая рубка, возвышающаяся над надстройкой, ступенчатая корма, сползающая у самого юта практически к воде, вероятно, идеальная площадка для рыбалки. Две палубы – верхняя, нижняя, плюс машинное отделение в трюме. Яхта действительно не потрясала габаритами, относилась, должно быть, к среднему классу водоизмещения, строилась по стандартному проекту.

– Лепота какая… – прошептал, отфыркиваясь, Мишка. – Водичка просто изумительная… Ага, а вот и наша новая лошадка. Е-мое, какие волнующие изгибы… Это точно наваждение, Глеб. Ну, не «Eclipse», понятно, Рабиновича…

– Кого? – не понял Глеб.

– Тьфу, Абрамовича, – поправился Мишка. – Самая большая и красивая яхта в мире. Длина 162 метра, водоизмещение 13 тысяч тонн, в трюме умещаются четыре прогулочных катера…

– А вот и я, – сообщила говорящая голова Маши Кургановой, являясь из воды. – Слегка размялись, что дальше, командир? О, боже, что это… – обнаружила она под боком яхту. – Красотища-то какая…

– Глеб, а что такое «три шестьдесят две»? – спросила Люба, выныривая чуть не под мышкой у Глеба. – Я вот плыву, вспоминаю и никак не могу взять в толк. Ты сказал, что мы должны это помнить, как три шестьдесят две.

– Я тоже в затруднении, – признался Мишка. – Нет, я точно это помню, но не знаю.

– Какие вы темные, – проворчал Глеб. – Это просто фигура речи. Единая цена на водку в Советском Союзе. Даже дети малые об этом знали.

– Единая – это как? – не поняла Маша.

– Ладно, проехали… Рассредоточились, товарищи офицеры, и давайте помолчим хотя бы несколько минут.