Тайфун

— Хорошо! — буркнул Хао. — Признаешь ли ты, что пыталась хулиганскими действиями сорвать бракосочетание своей сестры?

— Да, признаю, — резко ответила Нян.

Хоа записал что-то в протокол допроса и задал следующий вопрос:

— Признаешь, что оскорбляла народную власть и поносила наше государство?

Нян молча кивнула.

— Признаешь, что опасно ранила кадрового работника, члена волостного административного комитета?

— Нет, не признаю, — и Нян отрицательно покачала головой. — Я не ударяла господина Тиепа.

Хоа вытащил из ящика письменного стола камень и показал ей.

— А это что?

— Камень.

— Камень?! Именно этим камнем ты ударила товарища Тиепа в висок. Будешь отпираться, как раньше?

Нян рухнула на стул и обеими руками закрыла лицо.

— О господи, помоги! Да не могла я ударить человека! Я даже не помню, как этот камень у меня в руках оказался.

Хоа иронически улыбнулся.

— Хватит изображать невиновность. При аресте ты держала камень в руках. Почему же он у тебя оказался, если ты утверждаешь, что не ударила товарища Тиепа?

Нян зарыдала.

— Этот камень попал в господина Тиепа и упал у моих ног. Кто-то бросил его, но я не знаю, кто это сделал.

— Все хочешь выкрутиться, — Хоа говорил жестко, отчеканивая каждое слово, — только у тебя ничего не получится. Вот протокол. Здесь записаны твои показания в день ареста.

Нян отвернулась к стене, шепча молитвы. И тут за дверью послышался стук палки, и в комнату вошел человек с забинтованной головой. Из-под белой марлевой повязки видны были только глаза. Это был Тиеп. Он шел хромая, опираясь на палку.

Хоа вскочил и подвинул вошедшему стул.

— Садитесь, товарищ Тиеп! Зачем в таком состояния вы встали с постели?! Расследование подходит к концу.

Увидев забинтованную голову Тиепа, Нян вся сжалась. «Боже, ведь его чуть не убили! — подумала она. — И виновата буду я… Нет, с меня достаточно, не хочу отвечать за чужие преступления…»

А Тиеп взял предложенную сигарету, разломил ее надвое и закурил. Сделав глубокую затяжку, он, наконец, заговорил. Голос его был слаб, но каждое слово он произносил четко и ясно:

— Я узнал, что вы ведете дело Нян, и пришел, чтобы дать свидетельские показания…

Хоа улыбнулся.

— Рад выслушать вас. Прошу, говорите!

Тиеп сделал еще одну затяжку.

— Буду краток. Находящаяся здесь гражданка Нян не наносила мне удара и вообще не прикасалась ко мне. Камень бросили из толпы, когда я на мгновение отвернулся, потеряв осторожность.

От удивления Хоа вытаращил глаза.

— Как так, товарищ Тиеп? Этого не может быть, вы ошибаетесь…

Но Тиеп решительно поднял ладонь и твердо сказал:

— Я все хорошо помню. Эта женщина стояла рядом со мной, и в тот момент, когда я упал, у нее не было в руке камня.

Нян взглянула на Тиепа и встретилась с его глазами. Они поразили ее — только добрый и справедливый человек мог смотреть так, как сейчас Тиеп.

Нян встала, скрестила на груди руки и низко поклонилась.

— Спасибо вам за ваше благодеяние, господин, спасибо!

Хоа хмуро взглянул на Нян и раздраженно бросил:

— Ишь разболталась! А ну марш в камеру!

Тиеп остался наедине с Хоа. Первый молчал, поглаживая грудь и хрипло дыша, второй пристально разглядывал неожиданного свидетеля, только что спасшего явную преступницу. И тут в комнату вбежала медсестра. Она требовала, чтобы Тиеп немедленно вернулся в больницу.

10

Путь к дому проходил через четыре волости. Нян давно не была в этих краях и теперь удивлялась, как сильно все изменилось за это время. Дорога стала прямее и шире, на ней уже могли разъехаться две машины. На обочинах поднялись в человеческий рост филао. Глядишь, и через год-два тень их укроет дорогу от палящего солнца. Рисовые поля, мимо которых шла Нян, радовали добрым урожаем. По дамбам, разделявшим поля, разгуливали упитанные буйволы. Они ходили вразвалку, с шумом залезали в кусты, росшие вдоль дамб. Некоторые кооперативы уже начали уборку риса. С полей доносились голоса жнецов и равномерный шелест стеблей под серпом. Повсюду звучали веселые песни и шутки. Нян шла не торопясь, ей нравилось смотреть по сторонам. В воздухе носились стаи птиц. На душе Нян было спокойно. Она невольно вспомнила свое детство, когда казалось, жизнь, только что начавшаяся, будет сплошным праздником. Она родилась в бедной крестьянской семье и с малых лет хорошо знала, что значит хлеб насущный и каким трудом его добывают. Жизнь ее проходила в простых заботах, простых радостях, как и у всех ее сверстников. Даже работать — убирать рис, полоть поля, пересаживать рассаду, ловить рыбу — было в те далекие времена весело. Вечером, в субботу и воскресенье, она ходила с родителями в церковь, где читали Библию и молились о спасении души такие же бедные люди. Но жизнь оказалась суровой к Нян: рано умерли родители, брак ее распался, тогда у нее остался единственный близкий человек — сестра. Но Ай решила уйти, бросить ее. И в жестоких словах Хао была доля страшной истины: Нян боялась одиночества. Всеми силами она пыталась удержать сестру возле себя — а теперь все кончено…