Тайфун

Люди, двадцать лет назад сражавшиеся на Марне, беспрестанно видели рядом с собой смерть и вряд ли надеялись уцелеть. Но каждый из них, несомненно, испытывал некоторое удовлетворение, направляя в сторону неприятеля пулю или пушечный снаряд. Он боролся с врагом на равных основаниях с ним. Оружие было одинаково — у тех и у других. Силы — также. Решающую роль играла сила умственная — сообразительность, догадка, дальновидность, расчет. Здесь же я чувствую себя среди миллионов каннибалов, в данном случае крошечных и не всегда видимых, которые привязали меня к дереву и точат ножи, чтобы начать потрошить меня. При чем здесь мой интеллект, моя логика, моя сообразительность! И даже револьвер и ружье нисколько не могут мне помочь. Джибути, во что бы то ни стало Джибути!

Пусть я там снова окажусь в обществе жадных и циничных хищников, в поте лица добывающих хлеб из чужого кармана. Пусть меня снова будут развлекать потрепанные герлс, вызывающие в памяти рисунки Бердслея и Фелисьена Ропса. Пусть! Но зато я буду в обществе людей, с которыми в случае чего как-никак можно бороться, столковаться и которых можно убеждать. На худой конец, можно просто уйти от них либо в себя, либо в свою работу. Проще говоря, я хочу к человеку, к минимуму цивилизации, достаточно с меня омерзительных насекомых, низводящих вашего покорного слугу до уровня вшивой человекообразной обезьяны. Джибути!

Сейчас это стало у меня навязчивой идеей, и я боюсь, что нервы мои не выдержат.

Письмо пятое

…Это письмо я пишу вам из госпиталя в Джибути, куда меня отвезли из-за больной ноги, которую ужалила стоножка. К счастью, мне вовремя сделали впрыскивание, и опасность ампутации миновала. Боли, правда, дают еще себя чувствовать, но опухоль уменьшается с каждым днем, и я полон бодрости, пожалуй, даже счастья. Я — среди людей…

Через пятнадцать лет

В 1931 г. житель города Риги, инженер Константин Иванович Климов, по причинам личного свойства, из которых главная была душевная усталость, вместе с женой покинул Европу и поселился на одном из крохотных и необитаемых островков Меланейского архипелага в Австралии. Здесь в искании покоя в течение пятнадцати лет он жил, уподобившись Робинзону, простой трудовой жизнью, вытравив в себе злобные инстинкты, порождаемые сложностями культуры, и научился со спокойным упорством бесхитростно бороться за маленькие достижения. Кроме жены, за это время он не видел ни одного человека, и до него не дошла ни одна весть от оставленного им человечества.

Случайно найденный им золотой самородок вызвал в нем непреодолимое искушение снова съездить в Европу и посмотреть, к чему она пришла за пятнадцать лет своей напряженно-суетной жизни. На простой лодке он добрался до ближайшего населенного места Гата, обменял там самородок на деньги и затем на аэроплане полетел сначала в Сингапур, затем в Калькутту и Каир, а оттуда в Вену. Здесь он хотел было остановиться, но его неудержимо потянуло на родину, в Ригу. Отсюда он написал письмо в Гату, куда должна была за ним явиться жена.

С разрешения К. И. Климова я печатаю это письмо, удалив из него строки чисто личного свойства и слегка подправив его устаревший стиль.

Считаю также необходимым указать, что это письмо является по счету вторым, так как г. Климов уже из Вены поспешил поделиться с женой своими первыми впечатлениями.

Рига, 2 октября 1949 г.

Дорогая! Ты уже, вероятно, получила мое первое письмо и достаточно потрясена теми неожиданными новостями, которые я тебе наскоро сообщил, сидя в ресторане венскоского аэродрома. Но еще более удивят тебя мои сегодняшние сообщения; боюсь только, что, отвыкнув писать, плохо опишу то, что увидел, а к тому же я еще сам хорошо во всем виденном не разобрался.

Я прибыл в Ригу третьего дня вечером, а на другой день уже успел побывать в редакции газеты, куда меня почти насильно затащили ее настойчивые сотрудники, соблазнившиеся экстраординарным случаем проинтервьюировать «австралийского дикаря».

Газета эта — та же, которую мы некогда с тобой читали и по-прежнему она называется «Сегодня». Но она так же похожа на прежнее «Сегодня», как похожи штаны на закат солнца.

Да и в самом деле: можешь ли ты себе представить газету, обходящуюся без бумаги? У меня глаза на лоб полезли, когда я узнал, что шуршащего газетного листа уже больше не существует, а вместо него читатели ежедневно получают нечто вроде граммофонной пластинки. Но не торопись догадываться, потому что пластинка — это еще не есть газета, а всего только перечень важнейших известий, так как на пластинку нанесены всего лишь заголовки статей, корреспонденций и заметок, вкратце излагающих последние новости. Сегодня, например, на пластинке стояло:

«Австрийская королева разрешилась от бремени близнецами».

«Новый способ приготовления котлет из мяса морских чаек».

«Столкновение двух воздушных такси».

«Испанский король созывает кортесы».

«В Советской России приступили к археологическим раскопкам с целью отыскать прежние железнодорожные пути».