Тайфун

В Париж она прибыла искать счастья из какого-то маленького русско-польского местечка и очень быстро сообразила, что лозунг времени — открытый беззастенчивый цинизм и что бесстыдство котируется неизмеримо выше скромности. И она стала щеголять бесстыдством. Она переходила из рук в руки на виду у всех, как дверная ручка общественной уборной. Прогрессировавшие гонорары за ее ласки порождали у одних зависть, у других удивление, а у всех вместе ее популярность. К тридцати пяти годам она была достаточно богата, у нее было немало драгоценностей, а архитектор Манжен уже приступал к постройке пышного особняка для нее на Елисейских полях, смета которого превышала 1 1/2 миллиона. Единственное, чего ей не хватало, это официального положения в обществе, причем она это чувствовала не в отвлеченности тщеславия, а прямо физически, потому что ее не один раз просто за руку выпроваживали с маскарадов и балов, как зарегистрированную потаскушку без роду-племени. Она стала искать социального прикрытия и, конечно, нашла его в титуле одного португальского маркиза, кузена португальского посланника. Короче говоря, она его женила на себе. Но это делали многие и до нее. Она же поступила в соответствии с цинизмом эпохи. Наутро после первой брачной ночи, то есть первой ночи, за которую ей не было уплачено, за первым же завтраком она сказала своему счастливому супругу:

— Вы меня желали, маркиз, и вы этого добились. Я вас тоже хотела и тоже этого добилась. Не знаю, что вы собираетесь делать дальше, но, что касается меня, то я сегодня же возвращаюсь к своей прежней профессии. Надеюсь, вы похвалите меня за мое постоянство.

Португалец огорченно уехал на родину, но зато оставил ей свой титул, который, понятно, открыл перед ней много парадных подъездов. А все-таки публично ее сторонились. Боялись, что эта развязная блудница, чего доброго, вдруг перешагнет даже через те неприличия, которыми щеголяла та разнузданная эпоха.

Вот отчего, направляясь к маркизе да Пайва, граф де Виль-Кастель заранее знал, что его общество будет ей приятно, как защита от косых и презрительных взглядов.

VI

— А вы знаете, маркиза, — сказал граф, беря у нее из рук кружевной веер, — я ведь ваш старый поклонник.

Она искренне удивилась.

— Вы? Никогда я этого не замечала. Никогда. Но если это так, то должна вам сказать, что вы держали себя поразительно скромно. Как юноша.

— Скромность была моим стратегическим приемом.

— Не понимаю.

— Я рассчитывал, что вы будете тронуты и вознаградите меня за эту скромность.

— Неглупо, — сказала маркиза. — Но неужели до вас не дошли слухи, что я чудовищно жадна к деньгам и что мое общество обходится слишком дорого?

— Да, я это слышал.

— И тем не менее…

— И тем не менее я верил в вашу щедрость. Ведь и злодеев не бывает стопроцентных. Даже и они иной раз способны на великодушие. А тем более женщина. Не правда ли?

Она лукаво посмотрела на него и сказала:

— Вы, кажется, хотите расплатиться словами. Нет, я на это не поддамся. И, кроме того, у меня имеются принципы.

— Принципы?

— Да. Я считаю, что бесплатным люди не дорожат. Люди ценят только то, что стоит дорого.

— Но для нищего студента и один ливр большие деньги, маркиза.

— Верно. Поэтому с нищего студента я бы взяла один ливр.

— А с меня, милая маркиза?

— С вас? Я думаю, ваши доходы не превышают тридцати тысяч. И, следовательно, 10 тысяч для вас большая сумма. Не так ли?

— Безусловно.

— В таком случае, принесите мне завтра десять тысяч, и я ваша.

Он церемонно поклонился. Ему, искавшему ободряющей победы после неудачи у Кастильоне, — покупать любовь у кокотки? Это было унизительно для эстета, писателя и человека искусства.

— А чтобы вы не думали, что я такая мелочная, — продолжала маркиза, — ибо десять тысяч ливров для меня действительно пустяки, я на ваших же глазах сожгу эти деньги. Идет?

И прежде, чем он успел ей что-нибудь сказать, она вдруг щелкнула пальцами и задорно объявила:

— И пока деньги будут гореть, я ваша. Но не дольше. Слышите?

VII

Люди, жизнь которых представляет собой скучную повесть без фабулы, любят заглядывать в чужие окна. Это проявляется либо в том, что они безостановочно читают романы, либо в том, что они интересуются сплетнями.

Вся жизнь графа де Виль-Кастеля была без фабулы. Поэтому его занимали чужие похождения, и он педантично заносил их в свои мемуары, и вдруг случай посылал ему самому необыкновенное приключение. Неужели же равнодушно пройти мимо него? И неужели предоставить ему свободное течение — так, как он сам развернется? Не осложнить ли его утонченностью? Не внести ли в него что-нибудь свое, занимательное, забавное, чтобы было о чем вспомнить из собственной жизни?

Он долго размышлял над завтрашним визитом и наконец придумал. Заснул он с хитрой улыбкой. На другой день он явился в назначенное время. Маркиза да Пайва встретила его не столько радушно, сколько деловито. Он молча протянул ей десять бумажек по тысяче франков и выжидающе посмотрел на нее. Таинственно улыбаясь, но опять-таки деловито, она разложила деньги в ряд на мраморном столике и тут же поставила зажженную свечу.