Но я не хотел таких ласк, не нужны мне были клинические зигзаги, совсем другого искал я в женщинах. И, спустя небольшое время (уйдя от нее), нашел кое-что стоящее — как мне показалось…
Нашел — в одном из соседних бараков, в общежитии ссыльных.
О ссыльных я уже говорил… Я ведь сам принадлежал к таковым! Общество это было, однако, неоднородным; помимо «бытовиков» (таких же, как и я), здесь в изобилии имелись политические. И они, в свою очередь, делились на разные категории. Были, например, сосланные навечно. Были такие, что имели определенные, как правило, — пятилетние сроки. Большинство сюда прибыло из сибирских тюрем и лагерей. Но имелись также и «спецпереселенцы», по этапу пригнанные из Украины и Прибалтики — из Эстонии, Латвии, Литвы… Здешняя тайга оказалась вместительной; в ней нашлось место многим языкам и народам!
Жители Прибалтики (обвиненные, в основном, в «национализме») ссылались по большей части семьями. Их подрезали под самый корень… Но меж ними попадались и одиночки — студенты, молодые специалисты. И вот такой как раз и была новая моя подруга Регина. Она училась в вильнюсском текстильном техникуме, была затем отправлена в соседний город на практику, и там-то ее и взяли. Взяли не одну. (По сталинскому рецепту всюду стряпали тогда групповые дела!) В том цеху, где проходила она практику, были преимущественно девушки… И теперь они все вместе трудились в тайге — в подсобной бригаде, на обрубке сучьев. И жили в одном, шумном, женском бараке.
Барак был знаменитый! Сюда захаживали ребята отовсюду — из нашего леспромхоза, из села и из окрестных мест. Неподалеку, кстати, находилась крупная стройка (там прокладывалась железнодорожная трасса Южсиба), и оттуда тоже подваливало немало клиентов.
Заглядывал в это общежитие и я, разумеется. Однажды, в воскресных сумерках, я вдруг заметил мелькнувшую в толпе, у барака, знакомую, изрытую, плоскую физиономию. Физиономию Рашпиля! (Ну, того самого типа, который — помните? — в Красноярске, на воровской малине, отнял мои вещи.) «Не дай нам Бог встретиться», — сказал я ему когда-то. Сказано было серьезно; память на обиду у меня безупречная! И, мгновенно вспомнив все, я кинулся за Рашпилем вдогонку. Но не нашел его, не увидел и решил, что — обознался. Да так это, наверное, и было! А потом я и вовсе отвлекся…
Я отвлекся потому, что в ту самую пору как раз и начинался мой роман с Региной.
На нее я обратил внимание сразу, при первой же встрече. Стройная, рыжеволосая, с длинными, яркими, зелеными глазами, она была хороша! Но главное все же заключалось не в этом. Не только в этом… Регина выглядела на редкость скромной, покладистой, какой-то очень тихой. Вот в чем была вся суть — тихой!
Среди нынешних курочек такие встречаются редко. И я воспринял ее — как подарок. Как подарок судьбы. И поначалу умилялся (я ведь всю жизнь ищу тихий вариант, именно — тихий!), и усталое сердце мое грелось возле нее, оттаивало и пело…
Но потом, постепенно, меня начало кое-что тяготить. Скромность ее показалась мне чрезмерной. Несмотря на всю свою покладистость и покорность, она — странное дело! — никак не хотела сближаться со мной вплотную. Не отдавалась, не шла на это… А когда я пытался настаивать — ловко выворачивалась, ускользала из рук.
И как-то раз — разгоряченный и взвинченный — я сказал:
— Что все это значит? Потолкуем всерьез. Я еще мог бы тебя понять, если бы ты была — целенькая… Но ты ведь уже имеешь опыт — сама говорила. Кое-что повидала, вкусила… Правда?
— Правда, — вздохнула она.
— Ну так в чем же дело? Чего ты боишься? Или, может, просто не любишь — и потому…
— Ах, вовсе не потому. Скорее — наоборот!
— Но… Черт побери! Тогда что же?
— А тебе так уж это нужно? — быстро задала она встречный вопрос.
— Конечно, — ответил я.
— Все вы мужчины — как кобели, — пробормотала Регина, — ищите одно…
— Все люди ищут одно, — возразил я с праведным гневом. — Дело простое.
— Ну, не такое уж простое. — Она умолкла на миг, задумалась. И потом: — Послушай… В конце концов, если уж тебе невмоготу, если уж такой твой темперамент, — подыщи на время другую девочку.
— А… ты? — растерялся я.
— А я — что ж… Я согласна. Могу даже сама помочь — подыскать… И ревновать не буду.
— Что-о? — сказал я грозно. — Ты, значит, согласна! И ревновать, значит, не будешь! И еще осмеливаешься говорить мне — о любви… Ну, знаешь, это уже слишком.
Мы поссорились в тот вечер. Выпив водки и распалясь, я нагрубил ей, раскричался — и она ушла, прикрыв ладонями лицо, неловко споткнувшись на пороге.
Несколько дней после этого я выдерживал характер, не навещал ее, не звал… А когда наконец соскучился и явился к Регине — было уже поздно. Она исчезла. Исчезла бесследно. И больше я никогда уже ее не встречал.
А потом — в лесу, у костра, — я случайно разговорился с одной из ее подружек. И тогда-то лишь понял все до конца!
— Дурак, — было сказано мне, — она тебя действительно любила. По-настоящему!
— Не верю, не похоже, — забормотал я, — если так, зачем же она устраивала комедию, подсовывала мне других?
— Да потому что она не могла с тобой спать… Она же больна!