Табу. Разбитые судьбы (СИ)

Было стыдно. Ужасно стыдно за свою ложь. Стыдно от того, что не открыла ему дверь и не открылась в своих тревожных мыслях. Мне просто нужно было это время, чтобы разобраться в себе. Но этого оказалось на достаточно.

— Всё в порядке, малышка? — он аккуратно приподнял моё лицо, вглядываясь в глаза.

— Да. Конечно, — я даже смогла улыбнуться. Самой от себя было противно. Ложь. Кругом обман. Все люди друг другу врут. Почему нельзя говорить правду? Кому-то так удобнее. Кто-то бережёт нервы другого. Бывает ложь во благо. В какое такое благо моя ложь?

— Надеюсь, что так… — Пашка нежно прижался своими губами к моим обкусанным бессонной ночью.

Его крепкие руки скользнули на мои прикрытые медицинским халатом ягодицы. Язык парня пробрался сквозь мои приоткрытые губы, выводя узоры. Чуть сжав руки, он прижал к своему возбужденному члену, не двусмысленно намекая на продолжение.

Аккуратно отстранившись от разгоряченного парня, я прижала палец к его губам.

— Паш, не время…

— Когда-нибудь я не смогу остановиться… — Пашка тяжело вздохнул, проведя по своим коротким волосам рукой.

— Идём работать? Цербер нас потерял наверняка.

Я, наконец, смогла спокойно выдохнуть и улыбнуться, глядя на недовольное лицо своего парня. Выйдя из нашего тайного укрытия, я поняла, что не такое уж оно и тайное.

Столкнувшись нос к носу с потемневшим от бешенства тёмным взглядом, я вздрогнула от неожиданности. Это, как из блаженного тепла окатиться ведром холодной воды.

Интересно. А он бывает когда-нибудь в хорошем настроении или всё его бешенство вылезает наружу при виде меня? Что заставляет Диму пылать неконтролируемой яростью при виде меня? Наверное, я никогда этого не узнаю.

Расправив плечи, Пашка вклинился между нами, прикрывая собой. Я же, громко сглотнув, сникла под этим взглядом. Правый глаз мужчины еле заметно подёргивался.

Может быть, я здесь ни при чем? Может быть, в жизни мужчины происходили какие-то события, с которыми ему сложно справиться и он вымещал на мне свою злость?

Этого я тоже не узнаю.

Странные чувства. Хочется бежать без оглядки, бросив Пашку разбираться. Скрыться в ординаторской, закрыться на замОк и спрятаться за продавленным диваном. При этом хочется оттолкнуть Пашку, подойти ближе к этому комку нервов и провести ладонью по напряжённому лицу, поглаживая, пока не успокоится. Это как зайти в клетку с тигром, в надежде, что он не разорвёт, а будет с урчанием ластиться к протянутой руке.

— А я-то думаю, чем занимаются врачи в рабочее время? Теперь понятно. Когда закончите обжиматься по углам, как студенты, загляните к моему сыну… Мария Зиновьевна, — сжатые кулаки и выступивший пот на лице Димы говорили о внутреннем напряжении, готовом прорваться наружу, как лава из вулкана.

Еще пару мгновений он разглядывал моё лицо. Его светящиеся от ярости глаза не замечали Пашку, пытающегося загородить собой. Затем Дима резко развернулся и исчез за поворотом.

Только когда его напряженная спина перестала маячить на горизонте, я смогла снова начать дышать. Я почувствовала себя падшим грешником, которого застукали за очередным тяжким грехом. Хотелось побежать за ним, оправдаться, очистить свою совесть. Я ничего не сделала, чтобы заслужить твою ненависть, Дима! Я всегда была честна перед тобой!

— Уффф… Ещё вчера он обещал, что не попадётся нам на пути, а уже сегодня ведёт себя, как будто мы ему должны… — Пашка тоже остался под впечатлением, хотя пытался отшутиться. Было видно, что даже он в какой-то момент испугался, но передо мной пытался казаться храбрым.

— Ты разговаривал с ним? Ты мне не говорил! — откуда-то взялось гадкое чувство, как будто меня обманули.

— Я просто обозначил свою позицию. Свою территорию. Он тут никто и не имеет права себя так вести. Всё в порядке? Иди сюда, — парень протянул руку в попытке обнять меня.

— Я пойду, Паш… Работать надо, — быстрым шагом я сбежала с места происшествия в надежде, что работа вытравит из груди раздражение и щемящее чувство потери.

В палате маленького пациента раздавался голос Губки Боба, пытающегося в очередной раз подружиться со сварливым Сквидвардом.

Я поняла, что ты становишься взрослым, когда сопереживаешь этому осьминогу, ведь тебе хочется тишины и покоя, а вечно счастливая жёлтая губка не оставляет ни на минуту.

Вот и я вчера закрылась в своей скорлупе, не желая впускать туда никого, даже Пашку. Я слышала его настойчивый стук в дверь, но не захотела открывать. Эгоистка.

— Доброе утро, Михаил. Как ты сегодня себя чувствуешь? — я встала рядом со старенькой кроватью, готовая записывать состояние здоровья не моего пациента.

Сегодня я должна была быть в другом отделении, но желание удостовериться, что с Мишей все будет в порядке, победило здравый смысл. А может потому, что Дима просил зайти? Просил в приказном тоне.

— Спасибо, что зашла, Мария, — он аккуратно сложил руки на коленях, прикрывая свой рисунок.

— Я не могла иначе.

— Так как отец не решился сам, то я приглашаю тебя на свой день рождения, — от серьезного тона ребёнка я еле подавила в себе улыбку.

— Извини, Миша, но я не смогу прийти.