Табу. Разбитые судьбы (СИ)

Чёртов эгоист. Уже слишком поздно. У неё своя жизнь, в которой нам с Мишкой не было места.

Машина сорвалась с места, унося меня в ночь. Растворяя меня в самобичевании. Я надеялся, что расстояние приглушит ту боль, которая разрывала меня внутри.

Я старался думать, что главное, это её счастье. Пусть с другим. Я смогу отойти в сторону, а свой «крест» я понесу один.

Глава 22. Маша

Может ли один взгляд перевернуть всю устоявшуюся и спокойную жизнь вверх ногами? Превратить меня из закостенелой прагматичной молодой девушки в напуганную маленькую девочку?

Эта бессонная ночь нужна была, чтобы разобраться в себе. Чтобы понять, от чего именно мои руки трясутся, а сердце бьется в два раза чаще.

Может быть, это тахикардия и нужно попить бисопролол?

Но я была честна перед собой, поэтому знала, кто явился раздражителем моей нервной системы. Не давал мне уснуть маниакальный блеск карих, почти чёрных глаз, которые мерещились повсюду.

Всю ночь я размышляла о том, что я чувствую. Страх, что все повторится? Что мне придётся снова пройти через тот ад, который мне снился долгие годы. Это предательство самого дорогого человека пошатнуло мою детскую психику, наложив свой отпечаток не только на мою внешность, но и на характер и восприятие жизни в целом. За долгие десять лет Пашка первым попытался пробиться сквозь мою броню. Ему первому хотелось довериться и подпустить ближе. Но страх вновь разбить своё сердце никак не отпускал. Доверие — хрупкая штука.

Как бы ужасно ни было признавать, но в глубине души маленьким чуть заметным огонёчком теплилась надежда. Надежда на то, что мы оба повзрослели, но в нем хотя бы на пять процентов остался тот Митька, который заставлял меня смеяться, который заботился обо мне и согревал своей задорной улыбкой.

Эта чертова надежда не умерла, как я думала, в том маленьком домике лесника. Она выворачивала мою душу на изнанку в единственном желании. Желании увидеть ЕГО.

Чтобы он развеял все страхи и опасения. Чтобы я увидела снова того человека, которого полюбила.

Может быть ещё не поздно начать все с начала? Забыть все и простить.

Голос разума не давал пощады. Он спрашивал, сколько я должна наступать на эти грабли, прежде чем разобью себе лоб?

Все мои душевные метания сводились к одной мысли. Слишком поздно. У меня своя жизнь. Есть человек, который разгоняет одиночество и тьму в моей душе. Пашка отличный парень, с которым не страшно прожить до старости. Который заменяет мне и друзей и любовника. А что ещё нужно?

Да и Дима живет в своём сформировавшемся мире. У него семья и чудаковатый сын, который любит отца. Его жена, наверняка, очень красивая и статная женщина без недостатков. Она создаёт уют и тепло в их доме, а по ночам со страстью отдаётся его крепким рукам, выдыхая стоны. Они счастливы. Мне в этом мире нет места. Почему же осознание этого болью отдаётся в груди?

Может быть потому, что я мечтала когда-то носить его фамилию? А все мои мечты разбились о суровую реальность.

Данте Алигьери говорил — «Нет большей скорби, чем вспоминать о времени счастливом среди несчастий». Эта цитата была моим спутником все эти годы. Если бы я не видела своего Митьку тогда тем настоящим, солнечным и беззаботным подростком, то не было бы так больно. Только был ли он тогда настоящим?

Что если это была лишь игра моего воображения? Что если я сама наделила его всеми теми качествами и влюбилась в это? Что если сейчас он настоящий? Озлобленный, грубый и жестокий. А его сердце настолько прогнило, что мне его не излечить.

Что если он не способен на любовь? Смогу ли я любить за двоих? Смогу, если буду знать, что это ему надо. А судя по нашей последней встрече, он скорее закончит то, что начал в домике лесника, чем откроет мне свою душу.

На следующий день я бродила по больнице и выполняла обязанности на автопилоте. Воспоминания не давали сосредоточиться на работе, затягивали в свою бездну, заставляли снова и снова пытаться переосмыслить прошлое.

Из безрадостных мыслей меня вырвала крепкая рука, ухватившая меня и толкнувшая в открытую дверь.

Дежавю. Канистры хлорки, расставленные на полках. Чистые тряпки, нарезанные из бывших простыней. И мужское тело, прижимающее меня к закрытой двери.

Пашка. Я даже дергаться не стала.

— У тебя входит это в привычку.

— Я бы так не делал, если бы ты меня вчера не продинамила, — его обиженный голос ни на каплю не заставил чувствовать себя виноватой.

Ладонью я прикоснулась к его гладко выбритой щеке, ища успокоение от своих тяжелых мыслей. Мне это было нужно. Побыть в тёплых объятьях, черпая силу двигаться дальше. Нужно было почувствовать, что я живу.

— Эй! Ты чего? Ты до сих пор расстроена из-за вчерашнего?

— Нет. Забудь, — я отодвинула от себя парня, пытаясь сбросить тяжесть мыслей.

— Прихожу значит я вчера к тебе с полным набором джентльмена. Гамбургеры и картошка фри. А ты дверь не открываешь. Странно, не находишь?

— Паш, прости. Я вышла прогуляться. Нужно было проветриться перед сном.