Табу для мажора

Стужа продолжает зло пыхтеть, а потом как-то выпрямляется и резко разворачивается, взмахивая волосами и крутя задницей, пока идет обратно к своему шезлонгу с таким видом, словно она тут королева, блин. Знаю-знаю я эту ее привычку надевать маску самоуверенной сучки, чтобы скрыть эмоции. Даже настроение улучшается от того, что настолько ее задел. Весело присвистывая, я иду обратно к дому, чтобы поесть предложенную мамой еду. Все равно выходил, чтобы просто с сестренкой поздороваться, давно ведь не виделись. А Стужу так, ради развлечения побесил. Вот уж я ей задам еще, у нее до моего отъезда продыху не будет!

* * *

Я решаю почитать пару глав новой книги перед сном, но увлекаюсь и в итоге не сплю до трех утра, пока вся в слезах не дочитываю последнюю строчку. Мне не дает покоя мысль, что я могу чувствовать такие эмоции, читая о чужой любви, но при этом неспособна испытать ничего подобного сама. Потому что в моей жизни не было даже пресловутой первой, невинной влюбленности, которой некоторые переболели еще в детстве.

Мысли настолько захватывают меня, не давая уснуть, что я решаю выйти на улицу, к воде. На мне лишь короткий комбинезон для сна, так что я захватываю с собой одеяло, чтобы не продрогнуть, и радуясь тому, что мне выделили спальню на первом этаже, выхожу через задние двери к сетке, протянутой по типу огромного гамака прямо над водой. На улице темно, потому что на ночь выключают освещение, но на небе горят звезды, которые хоть и мало освещают, но дарят прекрасный вид. Подойдя к краю деревянного настила, я вижу, что Ари, как и собиралась, свалила на сетку несколько больших подушек, чтобы было удобнее, и плюхаюсь прямо в эту мягкую кучу, приземляясь на что-то очень твердое.

– Блядь, что за нахуй?! – разносится по всей округе злющий голос Дубова, пока я с испуганным вскриком отползаю подальше, держась за ушибленное бедро. – Стужа, что за тупые шутки?

– Что ты тут делаешь? – рассерженно шиплю на него, осознав, что этот гад занял мое любимое место.

Вместо ответа Фед хватает меня за руку и грубо дергает к себе, из-за чего я валюсь на него, не удержав равновесие. Воздух выбивает из легких, когда моя грудь ударяется о его твердую грудину, и пользуясь моей растерянностью, Фед одним движением подминает меня под себя, нависая сверху тяжеленной громадиной.

– Слезь с меня, придурок! – пытаюсь оттолкнуть его, но он слишком силен.

– Разве ты не за этим пришла? – издевается урод, заламывая мои руки мне за голову и наклоняясь ближе.

Я задыхаюсь от паники и адреналина, чувствуя, как его крепкое тело непозволительно близко прижимается ко мне, а дыхание обжигает губы. Он слишком близко, так близко, как никогда не позволял себе раньше намеренно, и это что-то совершенно дикое в моем восприятии.

– Я не знала, что ты здесь! – держусь за свою злость, чтобы не поддаться постыдному страху. – Отпусти меня немедленно!

Я никогда не находилась в такой ситуации, когда ко мне применяли силу. Фед очень сильно недолюбливает меня. Возможно, даже ненавидит. Кто знает, что ему может прийти в голову? Он ведь агрессор, он может перейти грань просто потому, что в нем взыграли инстинкты.

– Ты слепая, Стужа? – спрашивает Дубов, продолжая загораживать мне небо своим телом. Я словно прижата огромной черной тенью и то, что вокруг так темно, лишь еще больше подпитывает мой страх. – Я не спал, когда ты подошла и видел, что ты специально прыгнула на меня.

– Я прыгнула на подушки, а ты с ними сливался, идиот! – брыкаюсь в его руках, пытаясь сбросить с себя. – Я тебя не заметила!

– И что же ты здесь тогда делала? – даже не думает отпускать он, прижимая своим бедром мои ноги.

Чувствуя слои ткани между нами, я чувствую облегчение от того, что он, видимо, полностью одет, в отличие от меня. Но разве одежда может стать помехой, если он задумал что-то сделать со мной?

– Фед, мне больно, – пытаюсь смягчить его, притворившись покорной. – Отпусти, пожалуйста! Ты все не так понял, я думала, что тут никого нет.

* * *

Я не хочу ее отпускать. Мне нравится ощущать под собой мягкое женское тело, нравится беспомощность и страх Стужи. Всегда такая гордая, строптивая, она теперь ведет себя, как мышь, попавшая в лапы кота. Мне ничего не стоит сломить ее сопротивление. Я могу прямо сейчас раздвинуть ей ноги и трахнуть, я даже знаю, что она тоже этого хочет, но это-то и бесит меня! Стужа может сколько угодно язвить и обзывать меня, как девочка-подросток, пытающаяся скрыть свою похоть, но я ведь знаю, что она меня хочет. Ее тело хочет. И ответить на этот призыв – настоящее предательство. Потому что мне нельзя ее трахать, даже чтобы проучить. Физически я должен держаться от этой ядовитой сучки как можно дальше.

– Вали! – злобно рычу на нее, заваливаясь на спину и уставившись в небо.

Мне нужно отдышаться. Нужно взять под контроль свой тупой член, который пульсирует от потребности быть зарытым глубоко в эту продажную пизду. Ваня Стужева – синоним слова запрет в моем случае, но меня всегда больше всего заводила именно запрещенка. Она – табу, а табу – мой триггер.