Табак

Бастующие увидели, что па площади пет копной полиции, которая могла бы их разогнать, и, успокоившись, мирно остановились перед читальней. Балконы и окна прилегающих к площади домов заполнили зеваки, сгоравшие от любопытства, смешанного с приятным чувством собственной безопасности. Площадь казалась им чем-то вроде арены для гладиаторов, на которой забастовщикам и полиции предстояло устроить редкостное, возбуждающее зрелище, способное разогнать провинциальную скуку. И ни одному из этих ничтожеств не пришло в голову, что подобное зрелище – предвестник бурных времен, которые прежде всего нарушат их покой. У окон кафе при читальне столпились пенсионеры – стратеги в политике, безработные интеллигенты – чемпионы бильярда, таблы, моникса – и несколько юнцов из золотой молодежи, которые проснулись рано, чтобы утром попытать счастья в рулетку, а вечером – в любви. Даже аптекарь, идейный приятель Сюртука, теоретик новых патриотов городка и общепризнанный виртуоз карамболей, отказался от дешевой славы, которую принесла бы ему партия в бильярд с одним из коллег, чиновником министерства здравоохранения, приехавшим сюда из Софии, чтобы лечить ваннами свой ревматизм. Оба они бросили кии ради более интересного зрелища, которое надеялись увидеть на площади. Приятели стали позади одной группы у окна и включились в общий разговор. Если не считать суждений о дальнейших ходах Гитлера, самой злободневной темой бесед у безработных интеллигентов и пенсионеров была «красная опасность». Они говорили об этой опасности не потому, что им самим пришлось бы что-то потерять, если бы она стала неминуемой, а потому, что эта тема была навязана им газетами.

Увидев, что забастовщики собрались около читальни, посетители кафе забеспокоились. Если начнутся беспорядки, бастующие могут ворваться в кафе, а это нарушит идиллию мовикса, таблы и нескончаемых лихорадочно сладостных разговоров о возможностях Гитлера. По сути дела, этим людишкам нравились не бурные события, а только разговоры о них.

– Заварится каша, вот увидите! – сказал один пенсионер, бывший учитель математики, старательно протирая пенсне уголком носового платка, чтобы разглядеть эту «кашу» получше.

– Вряд ли! – небрежно бросил аптекарь. – Сейчас их разгонят.

– Такую толпу разогнать нелегко, – заметил учитель. Это был маленький аккуратный старичок с лысиной и белыми усами. Сорок лет подряд он мыслил холодными математическими силлогизмами, и это мешало ему верить в великое будущее, которое Гитлер готовил болгарам.

– Полиция знает свое дело! – раздраженно проговорил аптекарь. – Да и войска у нас имеются.

– Что хорошего, если придется вызывать войска?

Аптекарь быстро взглянул на дверь за прилавком, через которую можно было в случае необходимости сбежать, и тут же воспользовался случаем уязвить существующий строй.

– Чего вы хотите, господин Дешев, – демократии? Вот вам демократия: стачки, беспорядки, классовая ненависть… Все что угодно, только не творческий труд! – Он взял двумя пальцами кусочек рахат-лукума, поданного официантом, и, чавкая, продолжал: – Да, все что угодно, только не творческий труд! Одни лишь немцы могут навести порядок в Европе.

Лицо у аптекаря было полное, бритое, гладкое, как фарфор, одет он был со старомодной элегантностью пятидесятилетнего холостяка. Он сгорал от желания стать главным агентом фирмы «Байер-Майстер-Луциус», продать свою аптеку и переселиться в Софию, где он уже купил квартиру. Съев свой рахат-лукум, он продолжал славить творческий труд.

Пока зеваки на балконах и комментаторы в кафе ожидали развязки событий на площади, по телефонным проводам велись драматические служебные разговоры. В околийское управление поступали тревожные вести со всех табачных складов. Рабочие прекращали обработку табака без особых инцидентов – берегли свои нервы для дальнейших испытаний в борьбе. Только кое-где возникали мелкие стычки, преимущественно с ферментаторами: фирмы повысили ферментаторам поденную плату, и они отказывались бастовать. Но все это раздувалось директорами складов, ибо они преувеличивали по приказу своего начальства размах столкновений с целью заставить полицию действовать более энергично. Директор «Джебела», па складе которого рабочие избили македонских охранников и силой выгнали ферментаторов, возмущенно спрашивал околийского начальника, намеревается ли местная полиция защищать частную собственность или надо просить помощи из Софии. Околийский начальник сорвал свой гнев на инспекторе, а инспектор – на младших офицерах. Оп тотчас же послал конный эскадрон к складу «Джебела». Эскадрон разогнал около двухсот рабочих – после возни с ферментаторами они были утомлены и несколько пали духом. Расправа с этими забастовщиками задержала эскадрон, и это позволило рабочим «Никотианы», «Восточных Табаков» и «Эгейского моря» беспрепятственно выйти на площадь. Туда же прошли бастующие и с других складов.