Но все это время Люси знала: что-то здесь не так. Это было нечто большее, чем радость от музыки. Она играла для него — Стефано. Все слова, оставшиеся невысказанными после их поцелуя в оранжерее, влились в ее игру, и она надеялась, что он услышит то, что она не смогла озвучить. Надеялась, что он почувствует, как поделилась с ним частью своей души.
Затем Люси закрыла глаза, позволив воспоминаниям об их идеальном поцелуе омыть ее, заполнить ее игру, и погрузилась в музыку.
Будучи патроном оркестра Лассерно, Стефано и раньше слышал много музыки, исполняемой вживую лучшими музыкантами планеты. В этом отношении ему повезло. Но сейчас казалось, Люси играла только для него одного.
Это было откровение.
Стефано не мог отвести от нее взгляда… Он почувствовал яркость этого момента, как и в те прекрасные секунды, когда их губы соприкоснулись накануне. Ее глаза были полузакрыты. Иногда ее лицо было безмятежным, иногда — страдальческим. Он погрузился в музыку, и каждая нота поражала его, как стрела в грудь.
Выступление Люси — ее великолепие — лишило слов. Он потерялся в ней. Он многое испытал в жизни. Красота, удовольствие, радость. Но ничто не могло затмить эти мгновения, когда она играла для него. Как будто каждая нота несла в себе послание, запечатленное в его душе несмываемыми чернилами.
Музыка закончилась слишком рано. Стефано хотел, чтобы в этот момент Люси искупалась во всех овациях мира, но здесь был только он. Недостойный во всех отношениях. Но он все еще хлопал, а что еще он мог сделать?
Стефано встал, а она с блаженной улыбкой сжала скрипку и поклонилась. Румянец выступил у нее на щеках. Она тяжело дышала, как женщина, испытавшая экстаз.
В какой-то момент он пожалел, что не он вызвал такое выражение на ее лице.
— Ты великолепна, — сказал Стефано. Его голос не был похож на его собственный. Голос был странно пустым.
— Спасибо. Я уже давно не выступаю. Я сделала несколько ошибок.
— Я бы никогда не догадался. Для меня игра на скрипке сродни чуду.
Он подошел к ней, и Люси посмотрела на него, сияя.
— Легко. Пальцы. Скрипка. Практика.
— Ты недооцениваешь себя. То, что ты делаешь, нелегко. Я не смогу сыграть ни одной ноты.
— Ты сможешь. Я могу показать.
Он посмотрел на драгоценный инструмент, который она так легко держала в своих умелых руках. Стефано знал цену такой старой скрипке.
— Один аккорд? — спросил он.
Она улыбнулась, и тепло ее счастья наполнило его радостью.
— Большой палец здесь. — Она показала ему, и это выглядело легко. Легкое прикосновение, которое создавало магию. — Средние пальцы согнуты. Кончик мизинца вот тут.
Стефано последовал ее указаниям. Она кивнула.
— Очень хорошо. А теперь возьми скрипку и крепко держи ее за гриф.
Она протянула скрипку ему, и он ощутил гладкость дерева, все еще теплого от ее руки.
— Не роняй ее, но и не души.
Голос Люси звучал близко, и он все еще слышал в нем улыбку.
— Встань так, чтобы ноги были на ширине плеч, и расслабься.
— У меня в руках трехсотлетний инструмент известной скрипачки Люси. Я не могу расслабиться.
Он почувствовал ее тепло. От осознания того, что она стоит рядом, у него по спине побежали мурашки.
Люси фыркнула.
— Справедливое замечание. А теперь положи скрипку на плечо, сюда положи щеку и подбородок, постарайся не напрягаться…
Он просто слушал ее мелодичный голос, следовал ее указаниям.
— Мне нужно немного настроить тебя, хорошо? — сказала она.
— Конечно.
Руки Люси легли на его плечи, и он оказался в плену ее нежных прикосновений. Он растворился в ней, забыв о ценном инструменте, который держал в руках, полностью сосредоточившись на ней, потому что никого другого не существовало.
Люси отошла немного в сторону и посмотрела на него.
— Ты само совершенство.
Он хотел бы быть таким… Но этого человека больше не существовало. И все же он будет притворяться — ради нее.
— А теперь проведи смычком по струнам.
Стефано повиновался. Скрипка издала неземной визг. Он тут же остановился.
Люси рассмеялась.
— Все так делают, когда играют в первый раз, даже я. Дело не в том, чтобы потерпеть неудачу, а в том, чтобы не сдаваться. Вот.
Она немного поправила положение руки, ее пальцы согрели его кожу.
— Попробуй еще раз.
Он так и сделал, и нота пронеслась сквозь него чистым, четким звуком.
— Ты сделал это!
Ее улыбка была подобна полуденному солнцу, падающему на снег. Она ослепила его.
— Прекрасно сыгранное «ми»! Я понимаю, что это не пианино, но ты сказал, что всегда хотел играть на каком-то инструменте. Может, ты научишься?
Он вернул ей скрипку и смычок, и она убрала их в футляр.
Люси отодвинула скрипку в сторону и согнула руку. Помассировала запястье.
— Что с твоей рукой? — тут же спросил Стефано.
— Я получила травму, но все не так уж плохо.
— И я попросил тебя сыграть для меня. Мне очень жаль. Я не знал.
Она не захотела играть, когда он попросил, и, возможно, именно по этой причине.
— Это было правильно. Я была на распутье. Играть уже не так радостно, как когда-то. Я все думала, не остановиться ли мне… Но кем бы я тогда была?
Это было до ужаса знакомое чувство.