Та, которой не должно быть…

С сумерками Жанна подъехала к усадьбе, где обосновался Эдгар. Поставив машину за кустами, она заглушила мотор и расслабилась. Немногим раньше она караулила Эдгара у дороги, но он так и не проехал, даже в местную лавку за продуктами не вышел. Он дома.

– Наш конфетно-мармеладный сидит на диете? – ворчливо цедила Жанна, допивая остатки кофе. – Должен же он выйти, черт его возьми! Ну, выйди, засранец! Хоть на полчаса выйди!

Чем темнее становилось, тем отчетливей виднелись освещенные тусклым электрическим светом окна, прикрываемые полуголыми ветками. Возле усадьбы торчал столб с фонарем, наверняка его повесили еще в начале прошлого столетия и забыли поменять на современный образчик, вот он и светит еле-еле. И висит ведь на честном слове, обещая сорваться при первом же порыве ветра. М-да, атмосфера для мистического триллера – темень, фонарь-калека, окна, за которыми обитают вурдалаки с ведьмами, летающими из угла в угол… Нет, пока окончательно не разыгрались фантазии, следует пробраться к дому и посмотреть, чем занимается Эдгарик (вдруг изучает тетрадку и удастся подсмотреть, где он ее держит), а после – домой!

Жанна открыла дверцу машины и с опаской высунула наружу голову. По ней никто не ударил дубиной, никто не испугал своей безобразной харей, появившейся внезапно, – слава богу. Только здравый рассудок подсказывал, что все страхи – ерунда, они смешны, бояться здесь некого, разве что людей. А люди давно обнаружили б себя, если бы здесь были. И второй движущий импульс мощнее страхов – жажда истины, как это ни высокопарно звучит, заставил Жанну покинуть машину.

Остывший ночной воздух, хвойный и влажный, земляной и с нотками дыма от осенних костров, нежно коснулся кожи, освежил голову. Жанна ежилась, осматриваясь по сторонам и одновременно застегивая молнию на куртке. Шепот ветерка в листве насторожил ее, на природе звуки воспринимаются иначе, чем в городе, они кажутся мистическими. К забору она подошла без приключений, взялась за колышки, проверяя на прочность, и…

Никогда не следует доверять незнакомому месту, тем паче ночью. Жанна пожалела, что была неосторожна. Потому что дальше все случилось неожиданно и быстро, от ужаса крик застрял где-то в горле Жанны, вместо него раздался шип, как у певца, сорвавшего голос.

Когда она решилась перелезть через забор, сзади нее что-то ухнуло-бухнуло. И на нее – на Жанну – упало откуда-то взявшееся тело. Как тут не вспомнишь о нечистой силе!

Тело было человеческим, а не призрачным, в одежде. Тело сбило Жанну с ног, они вместе повалились на еще живую траву – высокую и сочную, как весной, ведь здесь много тени и влаги, траву все лето защищали кроны деревьев от палящих лучей солнца, а серьезных холодов еще не было. Падая, почти у самой земли, Жанна все-таки вскрикнула, но приглушенно. Упали! Тело придавило всем весом Жанну, которая судорожно заерзала, пытаясь вылезти из-под него.

Она выбралась почти наполовину, как вдруг над ней нависла зловещая тень. Еще один человек-вампир? Сколько же их тут? Кто они? Чувствуя, что доживает свои последние секунды, Жанна, упираясь руками в землю позади себя и помогая себе ногами, отползала, одновременно подняла глаза и…

Она узнала эту сволочь! Узнала по одной половине лица, попавшей в рассеянный свет от калеки фонаря, раскачивающегося, как мертвец на виселице. Ужас парализовал, так что ни вздохнуть, ни пошевелиться нельзя, но губы, онемевшие и оттого отяжелевшие, прошептали:

– Я так и знала, что это ты!..

* * *

Дурные предчувствия не одним суеверным бабкам известны, Алла не суеверная, а внутренне сжималась от плохих предчувствий. Свадьба не в кайф сама по себе, но смерть в день замужества – дурное предзнаменование. Гарика она почти не знала, кроме того, что он друг ее сына, из хорошей семьи, а в понятие «хорошая семья» сейчас вкладывается одно-единственное достоинство – деньги. Все измеряется деньгами: любовь, жизнь, дети, положение, даже ум некоторые переводят в денежный эквивалент – чем больше бабла, тем больше ума. Да-с, так. Вон и по гостиной ходил ум размером метр семьдесят пять в высоту и восемьдесят килограммов весом. Это не весь ум, основная часть прочно обосновалась в банках как отечественных, так и зарубежных. Только данному уму-умищу нечего сказать единственной дочери, которая пролежала весь день на диване в гостиной, ни с кем не разговаривая.

– У нее стресс, – зачем-то время от времени повторял Заваров.

Конечно, стресс. А что ж еще? Шутка ли, Майка стала свидетельницей убийства! Самого убийства она не видела, тем не менее для девчонки страшная насильственная смерть Гарика событие, действующее разрушающе, ломающее психику. Алла Майку (теперь уже падчерицу) понимала и жалела, а родной папа – не въезжал, почему дочь «в стрессе».

– Ну, не повезло парню, – сотрясал папа кистями рук воздух, имея в виду Гарика. – Он оказался в ненужный час в ненужном месте. Это с любым человеком может случиться. Сейчас психов не лечат, они в свободном плавании гуляют по городу. Майя, я думал, что воспитал стойкую дочь…