Та, которой не должно быть…

Нина сбросила плащ с плеч, швырнула в кресло, обещавшее развалиться при первой же попытке сесть в него, и заходила по гостиной, скрестив руки на груди. А он, обреченно следя за ней, подумал, что эта Нина принесет ему массу проблем.

– Почему ты ушла, ничего мне не сказав? – требовательным тоном спросил Эдгар. К этому времени он кое-как пришел в себя, и у него к ней было больше претензий, намного больше.

– Я не обязана отчитываться!

– Нет, обязана! – Эдгар подскочил к ней и схватил за плечи это сердитое существо, возникшее, казалось, из пустоты, но имевшее плоть не эфемерную, а вполне реальную. – Ты появляешься неизвестно откуда, переворачиваешь в моей жизни все, требуешь отчета, но при этом не хочешь отчитываться!

Есть люди, которых сложно пронять даже слезами, а словом и подавно. Они удивительно не чутки к чужим волнениям и ловят кайф, вытягивая из партнеров жизненные соки. Но что будет, когда вытянут все до капли? А будет так: отшвырнут, как тряпку, в сторону, то есть выбросят. И найдут другого донора. Это их суть. Они как насос: себе, себе, себе, а партнеру – временное счастье обладанием, мильон терзаний и разруху в душе.

– Оставь меня! – выскользнула из его рук, словно электрический угорь, Нина и расположилась, полулежа, на тахте, где минуту назад лежал он. – Она пришла, чтобы ты ее трахнул. Вот гадюка…

Выражения не из ее лексикона. Нина нежна и чарующе прекрасна, как весенний цветок, ее губы созданы для волшебных слов, несущих свет и радость, потому в сознании не укладывалась фраза, местожительство которой – подворотня. Эдгар сдержал порыв разъяснить Нине, что человеку дан язык для общения и существует много слов… Но зачем? Он разозлит маленькую мегеру, она уйдет. Эдгар сел на тахту рядом с ней, опустил голову и неожиданно для себя произнес опасную фразу:

– Ты не Нина, ты не можешь ею быть.

Фраза вырвалась нечаянно, он тут же пожалел о ней. Нет, Нина не оскорбилась, не фыркнула с пренебрежением и не ушла победоносно, зная, что тем самым заставила его страдать. Напротив, она запрыгнула на тахту, стала на колени позади Эдгара, руками обвила его шею и провокационно заворковала то в одно ухо, то в другое:

– Я Нина! Да хоть чертом назови меня, не имеет значения, как я буду называться.

– А что для тебя имеет значение?

– Многое.

– Ну что же, что?..

Нина легла на его колени спиной, ее глаза стали задумчивыми, с каким-то двойным дном: алчными и в то же время по-детски бесхитростными.

– Значение имеет – сейчас, а не вчера или завтра, – певуче заговорила она, уставившись в потолок, а может, даже дальше, хотя лицо Эдгара было намного ближе. – Ты, я – тоже имеет значение. И то, что мы хотим. Сейчас мы хотим друг друга, а завтра, я допускаю, возненавидим. Но зачем же думать об этом сейчас? Ненависть будет иметь значение, когда она родится, а до этого… Поцелуй меня…

На щеках Нины алел нездоровый румянец оттенка увядшей розы, влажные глаза неестественно блестели. Ее губы подрагивали, словно их хозяйка умирала, а поцелуй подарит ей несколько часов жизни, поэтому они с нетерпением ждали прикосновения губ Эдгара.

Но эйфория истощилась. Слова Нины произвели на него неизгладимое впечатление, лишив необходимой надежды. Что выходит на деле: он от нее зависит. Почему-то! А она от него – абсолютно нет. Она вообще сама по себе – как такое возможно? Он рассчитывал, Нина появилась, чтоб облегчить тоску, украсить однообразные дни. Ничего себе – украшение!

– Поцелуй меня… – просили и одновременно приказывали ее губы, а глаза гипнотизировали.

От нее исходила опасность. Но в чем, где, когда она проявится – не предскажет ни одна гадалка, просто в мозжечке теперь будет сидеть всегда и везде: опасность. Эта особенность не отталкивает, наоборот, притягивает, как кусок кровавого мяса манит акулу. И как у акулы, у него возникло желание терзать Нину, однако Эдгар взял ее за плечи и усадил. Он не отчитывал, тем не менее поставил условие, зная, что договариваться нужно на берегу:

– Ушла, ничего не сказав… Никогда так больше не делай. Или считайся со мной, значит, предупреждай о своих планах, или уходи навсегда.

– Ты… ты прогоняешь меня?! – обозлилась Нина. – Меня, да?! Это все она… она пришла и принесла холод. Здесь, как в морозильной камере стало! Ненавижу ее!

Чего угодно он ждал от этой Нины, нет, скорее, ждал, что девушка разнесет здесь чужую мебель, а она упала ничком на тахту и зарыдала. Горько-горько, будто похоронила близкого человека. Разумеется, Эдгар мгновенно оттаял, позабыв недавнюю злость на это строптивое создание, ведь Нина плакала. Он притянул ее и целовал в щеки, нос, глаза, она постепенно успокоилась, уже обнимала Эдгара, но еще всхлипывала. И он готов был просить прощения, каяться на коленях за то, чего не делал, а она возьми и скажи:

– Ты хочешь мной убить свою память, а я не хочу стать убийцей.

Эдгар многого хочет, для человека естественно иметь желания. Но чего хочет она?

17