Та еще семейка

— Так вот, — энергично продолжала Илляшевская, — опера отнюдь не дураки. Зачем они будут усиливать охрану «Золотой лилии», где был проведен тщательный обыск с собакой, натасканной на героин и кокаин? Чтобы захватить меня? Ну, знаете, они меня за идиотку тоже не держат. Преступница сбежала из-под стражи с помощью хорошо подготовленной группы сообщников. И она тут же помчалась в свой дом, находящийся под охраной полиции? Ну, это уж слишком. Такое не придумает и самый неординарно мыслящий следственный авторитет. Где искать Илляшевскую? Во всяком случае, не в пустующем опечатанном здании феминистского филиала. Это было бы просто нелепостью, не имеющей никаких, даже косвенных причин. И вот именно этот вариант я как раз должна реализовать. Конечно, риск есть. Минимальный. Надо нейтрализовать ночную охрану, если таковая имеется. Часа на два, не больше. Другое дело, что я могу не найти то, что собираюсь там обнаружить.

— А может быть, лучше Цюрих?

— Швейцарский банк никуда не денется. Одним словом, вы даете мне своих парней и авто. Сегодня посреди ночи я начинаю работать над осуществлением моего плана. Если он удается, я привожу вам товара на пятьдесят миллионов, не меньше. Если нет… либо я снова сажусь, либо отправляюсь в мир иной. Или отдаю деньги из банковского вклада. — Илляшевская встала и подбоченилась.

«Лихая баба, — подумал немного растерянно Парамиди. — А что будет, коли все у нее получится? Но Макар в любом случае вытрясет из нее цюрихские деньги».

— Я, пожалуй, здесь не останусь, скроюсь в Москву, — суетливо проговорил Стефан Георгиевич. — У меня есть гнездышко в одном доме. Вот туда и доставите товар в случае успеха. А в случае неуспеха… Не будем об этом говорить! — Парамиди с воодушевлением стукнул себя кулаком по колену.

К вечеру Илляшевская коротко остригла волосы и натянула на голову русый, неряшливо-вихрастый мужской парик. Также к ее лицу была прилажена небольшая бородка, приклеены усы, а по щекам с помощью грима создана запойная небритость. Лицо стало другого тона — грубоватого, обветренного, с подозрительной красноватостью у носа.

— Все убедительно, — ехидно произнес охранник Рустем, смуглый красавец с университетским образованием. — Но ваши огненные глаза, мадам, выдают вас при близком рассмотрении.

— Ничего, припудрю веки, и сойдет. Можно нацепить очки сельского счетовода. Говорить придется охрипшим басом. Вот так вот: кха-кха!

Бывшая директриса превратилась в здоровенного мужика. Широченное и длинное потрепанное пальто с поднятым воротником, старый вязаный шарф, рукавицы деревенские и разлапистая с большим козырьком кепара. Очки с круглыми мутноватыми стеклышками тоже нашли.

— Вполне, — поглядев на себя в зеркало, гордо провозгласила Марина Петровна. — Поехали.

Рустем и другой статный гвардеец, Артем, облачились в абстрактно-спортивные куртки и натянули черные трикотажные шапочки. Все забрались на сиденья неприглядной «Нивы» и пустились в путь, руководствуясь указаниями Илляшевской. Прибыв в район станции Барыбино, компания почти всю дорогу пребывала в молчании, не считая коротких реплик, корректирующих маршрут. Только однажды Марина Петровна сказала Рустему:

— Забыла уточнить у Стефана Георгиевича, куда мы должны приехать после нашего мероприятия. Это в каком районе Москвы? Далеко от МКАДа? Интересно, сколько понадобится времени?

Рустем пожал плечами:

— Это близко от МКАДа, в Строгино. Сразу заезжаешь на большую улицу, видишь торговый центр «Троицкий». А за торговым центром, в переулке, между обычными многоэтажками небольшой элитный дом. Он окружен железной оградой. Машины стоят прямо под окнами. Вот и все. Вход один, этаж…

Услышав, как спокойно и подробно телохранитель Парамиди продиктовал ей московский адрес шефа (трижды зашифрованного космополитического магната), Илляшевская взволновалась. «Рустем нагло морочит голову, лепит отъявленную дезинформацию. — подумала она. — Или он стопроцентно ей доверяет?» (В этом она очень сомневалась.) Скорее всего, дорогостоящие наемники Парамиди твердо знали, что они в любом случае привезут ее, живую или мертвую, в лапы хозяина. Поэтому не считали нужным осторожничать, уклоняться от прямого ответа. «Скверно», — заключила для себя Илляшевская.

Уже поздно, около двенадцати ночи, в одном из подмосковных сел «Нива» тормознула вблизи высокого забора. Илляшевская нажала кнопку звонка. Хрипло залаяла собака, в голосе ее слышалась голодная злоба. Долго никто не отзывался. Потом осипший со сна мужик, пришмурыгав, наверное, в разбитых кирзачах, спросил за калиткой:

— Чего надо?

— Евдокию Мелентьевну позови. Скажи, Марина Петровна спрашивает.

— Не знаю я, где старуха. Может, дрыхнет. Завтра приходи.

— Тебе сказали: быстро позови Мелентьевну и не рассуждай, ну!

— Не нукай, не запрягла… Нашлась тут, да я…

— Сейчас калитку выбью, — присоединился к Илляшевской Рустем, — и фарш из тебя сделаю, придурок. Бегом выполняй, что тебе сказали!

— Собаку спущу с цепи… — перетрусившим голосом пытался пререкаться мужик.