Девушка проворно собрала свои вещи и выбежала из комнаты.
— Ты напугала мою девчонку, — вздохнул он. — Хочешь на ее место?
— Оружие под подушкой? — спросила я.
— Спятила? Я ведь не какой-нибудь бандит. К тому же я у себя дома. — Он опять вздохнул, покачал головой, точно был огорчен моим недоверием, и приподнял подушки, но осторожно: сначала одну, потом другую. — Убедилась? — Ник сел, сложил руки на груди и произнес нараспев:
— Да-а.., выглядишь хреново. Ты эту штуку убери, она меня раздражает.
— Придется потерпеть.
— Вот оно что. Допрос с пристрастием? Будешь стрелять? В самом деле будешь?
— А ты сомневаешься?
— Нет, — покачал он головой. — Не сомневаюсь. Оттого «пушка» в твоих руках меня и нервирует.
Он поднялся не спеша, дурашливо развел руками.
— Ничего, что я в таком виде? Впрочем, тебе не привыкать. Ну, что, дорогуша, пойдем на кухню, выпьем, поговорим.
— Сядь и не вздумай приблизиться.
Он присвистнул.
— Как сурово это прозвучало для моего бедного разбитого сердца. Значит, надумала вершить правосудие? Валяй. Нажми на курок. Надеюсь, тебе полегчает.
— Ты его убил? — спросила я.
— Ты дурой-то не прикидывайся, — посуровел он. — А может, ты в самом деле дура, а? Влюбленная дура, которую провели как распоследнюю лохушку. Ни за что не поверю, что ничего не поняла.
— О чем ты? — нахмурилась я.
— О твоем золотом мальчике. Ты в самом деле считала его благородным? Ну как же, рыцарь на белом коне, который явился, чтобы спасти тебя от злых дядей, каковым, безусловно, ты считаешь и меня. Зря, между прочим. На поверку оказалось, что твой единственный друг — именно я, а ты готова пристрелить меня, как собаку. Короче, так: давай стреляй или вали отсюда, сил нет видеть твою рожу.
— У него не было кассеты, — сказала я. — Он мне поклялся.
— Своей большой любовью? — хмыкнул Ник.
— У него не было кассеты, — повторила я.
— Не было. Зато было кое-что другое.
Он все-таки пошел на кухню.
— Надо срочно выпить, меня тошнит от твоей глупости.
И я пошла за ним, сунув пистолет за ремень джинсов, он казался мне бесполезной игрушкой, потому что я уже поняла: я не буду стрелять, и Ник это тоже знает.
На кухне он достал водку из холодильника, чертыхаясь, нашел две рюмки, разлил водку и залпом выпил. Спросил с усмешкой:
— Ты не задавалась вопросом, дорогая, почему ты до сих пор жива?
— Почему?
— Вот я и удивляюсь: почему? «Бабки» у ментов, документы неизвестно где, паренек отправился к праотцам, и где теперь всплывут бумажки, неизвестно. Хреновая ситуация, дорогуша.
— Что за бумаги?
— Понятия не имею. Но что-то очень ценное. Такое, за что не жалко отвалить сумасшедшие деньги. И это «что-то» было бы у нас, не будь ты такой дурой. — Он налил еще и уставился на меня своими рыбьими глазами. — Я ошибся в тебе, дорогая. Больно и горько сознавать это.
— Прекрати кривляться.