— Да.., есть небольшое дело. Но мы могли бы поехать вместе, если ты не против, — вдруг добавил он, и я не знаю, для кого это предложение было большей неожиданностью: для него или для меня.
— Я с удовольствием, — заторопилась я, — только приму душ, это недолго…
— Юлька, — покачал он головой, не то зло, не то удивленно, — ты совсем не изменилась…
— Это плохо? — испугалась я.
— Иди, — махнул он рукой и стал одеваться, а я бросилась в ванную.
И сама поразилась перемене, произошедшей во мне: глаза сияли, я не шла, а скользила, во мне была какая-то странная легкость, и я счастливо засмеялась, выходя из ванной. Павел возился с дверным замком.
— Кажется, все в порядке. Поедем на твоей машине, — сказал он. — Вчера я приехал на такси.
Павел сидел за рулем, а я не сводила с него глаз. Я старалась не досаждать ему и смотреть в окно, но не могла оторвать взгляда от его лица. Он то и дело поворачивался ко мне и начинал улыбаться, а улыбка у него прекрасная — прежняя, мальчишеская, и от этого становилось так легко на душе, что я начинала хохотать, счастливо и бездумно, и уже не знала, что было, а чего не было, где я, а где мои фантазии. Я только знала, что он здесь, рядом, можно протянуть руку и коснуться его лица, можно поцеловать его ладонь, и он, пожалуй, не рассердится, а опять улыбнется. Мне было все равно, что будет завтра, точнее, я просто не думала об этом и не хотела думать. Какое мне дело до того, что будет, когда сейчас, здесь, рядом Павел, и он как будто разрешает любить себя. Мне было больно и радостно, и я верила, что время жестоких чудес уже прошло, а чудес настоящих еще только начинается.
Мужчине было около сорока. Высокий, крепкий шатен, с едва заметным шрамом на подбородке. Походка уверенная. «Бывший военный», — вдруг подумала я. Я ждала Павла в машине, он встретился с этим парнем в кафе. Говорили они не более двадцати минут, простились у двери дружески, за руку, но без улыбки. Мужчина сел в свой автомобиль и уехал, а Павел еще немного постоял, точно ждал чего-то, и вернулся в машину.
— Ну, вот и все, — сказал он. — Теперь я свободен. Что будем делать?
— Я есть хочу, — засмеялась я.
— Хорошая идея. Я тоже хочу есть. Сидя в кафе, я испытывал муки голода, но даже кофе не выпил, думая о том, что ты ждешь меня.
— Болтун.
— Издержки профессии.
— Какая у тебя профессия?
— Это страшная тайна.
— Ты мне ее откроешь?
— Если сумеешь расположить меня к себе.
— Ты в самом деле болтун.
— А я о чем говорю… Кстати, у меня есть желание соблазнить тебя.
— Давай ты его претворишь на сытый желудок. Идем в кафе?
Павел засмеялся.
— Ты слишком благоразумна, хорошей любовницы из тебя не выйдет.
— Я способная ученица.
— Это мы посмотрим.
Он тронулся с места и теперь лавировал в потоке машин.
— Куда мы едем? — спросила я.
— Бежим в пустыню, подальше из цивилизованного ада. Как ты на это смотришь?
— Я готова бежать с тобой куда угодно, лишь бы ты не убежал один.
— Куда же я побегу? Я ведь намерен тебя соблазнить.
— А где ты собираешься это сделать?
— Я думаю.
— А кормить меня ты думаешь?
— Конечно. У меня есть сердце, я не могу видеть, как человек умирает с голода.
— А что, в пустыне теперь кормят?
— Еще как. Скоро ты сама убедишься. Я знаю за городом одно местечко, где нас накормят до отвала. Тебе там понравится.
Мне очень хотелось прижаться к нему, но я боялась быть навязчивой, а еще я боялась говорить серьезно.
Мы болтали чепуху, и я была счастлива. «Пустыня» оказалась довольно шумным местечком — загородный ресторан с огромной верандой, две пальмы в кадках у двери и название в гирляндах цветов «Оазис». На стоянке машин двадцать. Мы оба засмеялись.
— Но накормить-то нас здесь могут? — с шутливым ужасом спросила я.
— О боже, что за женщина! Сидит рядом с потрясающим мужчиной и думает только о том, как набить желудок.
— Идем, потрясающий мужчина, иначе я стану людоедкой.
Обед прошел прекрасно. Мы строго придерживались шутливой манеры в разговоре. Однако за всеми ничего не значащими словами ощущалась некая недосказанность. Мы оба чувствовали это, но старались не замечать. Не знаю, подозревал ли он меня в притворстве, в желании выслужиться перед хозяевами, или подобные мысли его оставили (или ему просто надоело ломать над этим голову?), но он, как и я, увлекся шутливым разговором, солнечным днем, голубями, важно вышагивавшими по полу веранды ресторана, и, наверное, как и я, чувствовал себя счастливым. Когда все было съедено и выпито, мыс неохотой встали из-за стола и пошли к машине.
— Теперь я могу не опасаться приступа каннибализма? — весело спросил Павел.
— Я потерплю до ужина.
— Возвращаемся в город?
— Если хочешь, — кивнула я. И тут зачем-то спросила:
— Как твоя мама?
Он посмотрел на меня и пожал плечами.
— По-прежнему считает, что у нее никудышный сын. Наверное, она права.
— Глупости. Она тебя очень любит.
— Разумеется…
В прежнее русло разговор уже не вошел, и Павел почувствовал досаду. Я видела, как он поморщился, отвернувшись к окну, и сразу съежилась на своем сиденье, испугавшись, что все испортила.
— Не надо было говорить об этом?