Та, что надо мной

— Почему, интересно, никто из героев (это слово он будто выплюнул) не подумал, кто теперь будет защищать страну? Пустое позёрство, сплошная игра.

Олли внимательно посмотрел на него и ответил:

— Да, это игра. Вы оба, наверное, слышали изречение «все мы — актёры». Его обычно произносят с осуждением, не задумываясь о том, что все — и в самом деле актёры, потому что у каждого есть свои зрители. А зрителя, даже если это отупевший от работы башмачник, надо уважать. Королю стократ разумнее командовать сражением с безопасного расстояния, но иногда он должен первым выступить в бой, чтобы у других хватило мужества пойти за ним. Учитель — далеко не всегда зануда, но показать школярам, что он может быть въедливым придирой, приходится каждому, кто исполняет эту должность. А отец семейства? Когда дети слышат, как он жалуется на ноющие кости и ругает жену из-за лишней потраченной монеты, кому из них приходит в голову, что на войне он был героем, которому обязаны спасением многие товарищи? Всё, что им хочется — это избрать другую жизнь, более осмысленную и яркую.

Не знаю уж, желал этого Олли или нет, но своим выстрелом он поразил сразу две цели. Обычно безучастный Солдин сидел, кусая губы, что же до Рони, то тот просто весь залился краской. Поостыв, вожак продолжал:

— Если вы хотите, чтобы человек отважился на что-то или от чего-то удержался, не всегда надо взывать к его рассудку или объяснять выгоды. Покажите ему, как это красиво. Заставьте его ужаснуться тому, как это безобразно. А безобразного впереди будет множество. Люди станут писать доносы, выгонять из дома бесполезных стариков…

Он махнул рукой и помолчал:

— Вы согласны со мной, господин?

— Пожалуй, — ответил я. — Но мне всегда было легче действовать вдали от посторонних глаз, самому решая, что хорошо, что плохо.

— Полагаю, вы и в самом деле таковы. Но что-то говорит мне, что очень скоро вам предстоит выйти из тени.

Вот теперь сиди и думай, случайно он произнёс моё настоящее имя или в самом деле о чём-то догадался.

* * *

Через четыре дня мы доехали до деревеньки, где Солдина ждала семья, которая должна была о нём позаботиться. Я сдал его с рук на руки, убедившись, что всё в порядке. Во время прощания юноша долго не решался меня о чём-то спросить, и, наконец, отважился:

— Почему в последнее время вы избегали глядеть мне прямо в глаза? Вам страшно того, чем я стал?

— Ты забыл, что я много лет выполнял поручения старика. Мне не страшно, мне стыдно.

— Почему?

— Ты слишком многое отдал, и, по совести говоря, я не знаю, стоит ли Павия такой жертвы. Всё проходит. У йортунов была держава, перед которой все мы — дети. Но начались междуусобицы, а тёплое течение Йер перестало заходить так далеко на восток, и это сделало земли неплодородными.

— Вы понимаете, что сейчас я уже готов ответить на этот вопрос без пристрастия?

— И каков же ответ?

Он задумался, словно перебирал в памяти всех, кого знал:

— Стоит.

Мы пожали друг другу руки и попрощались.

* * *

До Вальтгода оставалось всего два дня пути, и хотя я и торопился вернуться в столицу, но решил исполнить свой договор с Олли до конца и проводить артистов. Как только фургон остановился на городской площади, я вышел и протянул вожаку монетку:

— Мне надо спешить. Купи всем угощения и пожелай от меня удачи.

— Я благодарен вам, господин. Надеюсь, мы здесь хорошо перезимуем. А дальше… что ж загадывать.

Он ссутулился, и я впервые понял, как он устал. Мы обнялись, и я пошёл искать коня.

Глава 5

Первая луна зимы, 505 год от обряда Единения

Я бòльше не считал нужным скрываться и ехал самыми короткими дорогами, беспокоясь лишь о том, чтобы не запалить лошадь. Так что на красивейшие здания южной Павии, где не только благородные, но и богатые купцы считали необходимым завести себе дом с каменной резьбой и непременной галереей, мне удалось полюбоваться не бòльше, чем когда я лежал в фургончике.

Однако я всё-таки остановился в том городке, где на нас напали, чтобы отдать стражникам обещанное. Это оказалось очень кстати — и для них, и для меня. Городская стража таки задержала Кори, хотя и не решилась допросить, но вскоре из столицы пришло указание отпустить его, а Шади Дакта считать находящимся вне закона. Выручивших меня я не застал на месте, поскольку их выгнали со службы. Никто из новых стражников меня не узнал и не стал задерживать, так что те, кто распоряжался сейчас в столице, сами оставили себя в дураках. Я отыскал дом бывшего начальника стражи и отдал ему золото для моих спасителей. Надо ли объяснять, что мне охотно рассказали обо всех последних новостях, не особо стесняясь в крепких выражениях. Я понял, что надо серьёзно подумать о том, в каком виде мне вернуться в Вилагол. До этого я не называл своего настоящего имени и избегал попадаться на глаза благородным, но сейчас этих предосторожностей было явно недостаточно.