Та, что меня спасла

– Не прощаюсь. Я ещё вернусь. Так что придётся меня терпеть.

– Я потерплю, – кинул он мне в спину. – Я вообще очень терпеливый человек.

Видимо, в спорах этот художник любит оставлять за собой последнее слово. Ну и чёрт с ним – пусть радуется. Должны ж быть у человека маленькие победы.

Пса я сдал Игорю и приказал отвезти домой. Там дети, мать. Может, в знакомой обстановке псина в себя придёт.

В больницу явился под утро. Молча сдался в руки Жоре.

– Ну, не так всё и плохо. Могло быть и хуже, но уже некуда.

Мрачный его юмор меня не тревожил. Я уснул почти мгновенно, как только голова подушки коснулась. А когда проснулся, решил, что разлёживаться больше смысла нет.

– Выздоровел, – ворчит мой друг. – Я так сразу и подумал: как только на свидание с женой сходишь, так и всё, прощай лечение.

– Долечишь на ходу, – в голове я выстраиваю план действий. – Я готов встретиться с полицией и возвращаюсь домой. Слишком много всего навалилось, – смотрю я Жоре в глаза. – Лежать в клинике – это головой в асфальт прятаться. Двум смертям не бывать, как говорится, а в остальном – прорвёмся.

Жора хмуро кивает.

– Будь осторожен, Эд.

– Буду, – обещаю кратко.

– Тебе есть ради чего жить, – убеждает он меня так, словно я не способен понять главного. – Как там Тая?

– Всё хорошо, – не вдаюсь в подробности. Лучше не рассказывать об этом никому. Даже не из-за недоверия, а просто чтобы не расплескать то, что у меня сейчас на душе.

Следователь похож на въедливого хорька. Невысокого роста, с умным высоким лбом и залысинами. Глазки у него острые и губы неприятно красные – он без конца их облизывает. Фамилия у него Синицын – и от этого почему-то хочется улыбаться. Кажется, я скучаю по Таиной взбалмошной подружке. Неожиданно.

– Я бы хотел встретиться с вашей женой, Эдгар Олегович, – нудит этот грызун человеческой фауны. Он раздражает меня. И внешним видом, и упрямством, что открыто читается на его лице. И тем, как он мягко произносит звук «ч» – такой себе противный дефект речи.

– Боюсь, это невозможно. В свете известных вам событий, я отправил её поправить здоровье.

В уме я прикидываю, куда нажать, чтобы все эти хорьки не сильно зарывались. Толку от их деятельности я не видел, но если уж предстоит терпеть вмешательство в мои дела извне, то пусть работают в тандеме, а не вставляют палки в колёса да ковыряются там, где не нужно.

Стараясь не выдать своё раздражение голосом, я рассказываю предельно честно, что со мной произошло. У него куча вопросов, и видно, как интересно будет этому следователю вцепиться зубками в запутанное дело. Как и положено, он подозревает всех, хоть и не говорит об этом прямо.

– Вы принимаете какие-нибудь препараты? – вопросы он выстреливает коварно и неожиданно по принципу: усыпить бдительность и шарахнуть. Выглядит это примерно так: бу-бу-бу – шарах! Бу-бу-бу – трах-тарарах!

– Нет, – стараюсь быть терпеливым, но спокойствие моё – на пределе. – Я абсолютно здоровый человек. Не пью, не курю, не колюсь, не нюхаю.

– Экспертиза показала, что в ваш организм попал не просто яд, – сверлит он меня взглядом, облизывает плотоядно губы и делает театрально-долгую паузу. От его спецэффектов хочется устало прикрыть глаза. Отличное начало дня: утро удалось. Ещё ничего не произошло, а я уже устал. Вежливо молчу. Он всё равно расскажет, что там отковыряли в моём организме.

– Антидепрессанты и обезболивающие препараты. Эффект ожидаемый: уменьшается частота дыхания и сердечные сокращения. Вплоть до полной остановки сердца. На вид – вполне безобидное незнание подобной несочетаемости.

Препараты. Я больше его не слушаю. Мать?.. Слишком сложно, чтобы быть правдой.

– Зря ты злишься на Синицына, – гудит полковник Журавлёв, – очень толковый мужик. Он ещё что-то пытается мне доказать в ответ на мою просьбу повлиять на слишком большое рвение этого типа, а я почему-то невпопад думаю о их птичьих фамилиях: Синица, Синицын, Журавлёв… Наверное, препараты немного свернули набок мне мозги.

– Пусть, пусть копает, куда хочет. Я лишь хочу, чтобы он и все остальные оставили в покое мою жену, – бросаю я в сердцах.

– Не торопился бы ты, сынок, – крошит меня на части слишком острым взглядом Анатолий Иванович. – Иногда такие вещи вылезают, ахнуть можно.

– Если я начну подозревать и её, совсем ничего не останется, – признаюсь тихо. Ему можно. Он свой. – Не верю. Она не могла.

– К слову, телефончик её чистый. Нет ничего. Так что либо за тобой следили, либо, опять-таки, – она, твоя жена. Но для такого подкопа нужны слишком веские основания.

Я чувствую, что задыхаюсь. Задыхаюсь от всей этой информации, что готова накрыть меня с головой. Почему-то некстати всплывают Таины слова, что я обратил внимание на неё не случайно. Ей ничего не стоило промолчать. Не рассказывать о дурацком споре с Синицей. Предельная честность или попытка отвести глаза от главного?..

Трясу головой. Хватит. Я не унижу её своими подозрениями. Должно же у меня остаться хоть что-то чистое и светлое?.. Иначе мироздание чересчур жестоко ко мне.