t

Бледный свет фонаря странным образом преображался в зеленоватое свечение, как бы исходящее от стен – и Т. вскоре стало казаться, что он идет внутри огромной лампы. Кое-где на стенах рос мох; остальное пространство покрывали выцарапанные в штукатурке имена и граффити, большинство которых было невозможно прочесть, потому что они представляли собой нечто среднее между надписями и рисунками. Однако самая крупная надпись, повторявшаяся каждые несколько метров, была вполне удобочитаемой:

«Т. TVAM ASI»

«В прошлый раз тоже что-то такое было, – припомнил Т., – и тоже повторялось. Вот только непонятно, почему в кавычках? Кажется, это изречение на санскрите. «Т. есть ты». Что и так хорошо мне известно…»

Дойдя до развилки, Т. повернул направо. Еще через сто шагов – влево. Потом еще два раза вправо. Было бы невозможно объяснить другому человеку, на чем основан такой выбор. Это было трудно объяснить даже самому себе, и вскоре Т. ощутил неуверенность.

«Туда ли я иду? – подумал он. – Вот в прошлый раз никаких сомнений не было. Потому что принял двойную дозу и тащил на себе портрет… Может, для того каждый и несет в жизни свой крест – чтобы не было неуверенности в маршруте? Ибо когда несешь крест, надо ведь знать, куда… Обыкновенно, впрочем, на кладбище».

После очередного поворота, выбранного с той же сомнамбулической легкостью, сомнения отпали: навстречу проплыло ослепительно-белое и, судя по всему, совсем недавно нанесенное на стену граффити:

ДУМАЕШЬ ТЫ ЛЕВ ТОЛСТОЙ

А НА ДЕЛЕ ХУЙ ПРОСТОЙ

Т. вздохнул.

«И чего я боюсь? – подумал он, словно приходя в себя от кошмара. – Если боюсь, значит, опять себя позабыл. Как я могу заблудиться? То есть, конечно, могу – но только если этим сволочам такое по сюжету нужно, тут все равно ничего не поделаешь. А им по сюжету нужно, чтобы я нашел карету с Соловьевым. Страниц так, думаю, через десять… Значит, куда-нибудь да выйду… Интересно другое. Кто у них за эти надписи отвечает? Пиворылов, что ли? Они вроде всегда появляются, когда его эпизод… Хотя, с другой стороны, это «T. tvam asi» наверняка метафизик написал – у него закавыченный поток сознания, а оно в кавычках было…»

Не успел он додумать, как впереди мелькнул свет.

Т. подобрался и пошел крадучись, стараясь производить меньше шума. Вскоре источник света стал ближе, и Т. различил целое созвездие свечей и лампадок в неглубоком ответвлении туннеля. Лампадки горели синим и розовым, а огоньки свечей чуть колебались в подземном сквозняке, отчего свет казался зыбким и неверным, как бы снящимся. Людей в тупичке видно не было – там был только стул, на котором лежал какой-то кургузый меховой мешок.

Еще через несколько шагов до Т. долетел благостно-скорбный запах – вроде того, что бывает на похоронах набожных старух. Он подумал, что это масло в лампадках. А потом лежавший на стуле мешок вдруг зашевелился, спустил ноги на землю, и Т. опознал в нем человека, неподвижно сидевшего перед этим в позе зародыша – поджав ноги к груди и уткнувшись лицом в колени.

Человек оказался маленьким седобородым старичком, одетым в шубу из чего-то вроде ветхих кошачьих шкурок. Его шею туго, как бинт, обматывал грязный шелковый шарф. Старичок подозрительно глядел на Т. и еле заметно перебирал губами.

– Т., – растерянно представился Т., – граф Т.

– А я Федор Кузьмич, – сказал старичок. – Фамилия у меня тоже была, да я запамятовал… Чего ищешь, мил человек?

– Карету ищу, Федор Кузьмич, – серьезно ответил Т.

– Какую карету?

– В той карете человека одного повезут. А он шибко мне нужен.

– Да что ж ты ее под землей ищешь? – удивился Федор Кузьмич. – Я бы еще понял, если б ты, к примеру, искал где светлее. А тут ведь и темно, и сыро.

– Верно говорите, – согласился Т., чувствуя привычное благоговение перед простой мужицкой мудростью (которое обычно заставляло его сбиваться на немного деланый народный говор), – да только понял я, Федор Кузьмич, что на земле мне ту карету не догнать. И решил так – коли Господь упромыслит найти, так найду и под землею. А не упромыслит, так и сверху не отыщу.

– Верно подумал, – согласился старичок. – А что за человек такой важный в той карете?

– Тот человек, – ответил Т., – учил одной премудрости.

– Так, так, – быстро проговорил старичок. – И в чем та премудрость?

– А в том, старче, – сказал Т., – что надобно научиться распознавать всех бесей, которые в душе поднимаются, и узнавать их в лицо и поименно. Еще до того, как они в силу войдут. Чтобы ни один тобой завладеть не мог. И тогда от умоблудия постепенно излечишься.

Старичок закивал.

– Верно говорил тот человек, – проговорил он. – Все верно. Так и живи. Зачем же тебе его искать, раз все уже знаешь?

– А спросить, – сказал Т., – что дальше делать. Когда на эту вершину взойдешь.

– Это ты, что ли, взошел? – спросил старичок, строго глянув на Т.

Преодолев робость, Т. кивнул.

– Верю, – согласился старичок, изучив его острым внимательным взглядом. – Верю, что взошел. Надо тебе с тем человеком опять повстречаться. Так и иди к нему. Благословляю.

– А куда идти? – спросил Т.