– Та война, Серж, давно кончилась. Стороны взяли на себя обязательства – мы ушли из России, а большевики сохранили жизнь тем из нас, кто остался и дал обещание не воевать против Советской власти. Отклонение от этого будет рассматриваться как война без повода, не так ли?
– Большевики, да сдержать обещание?! – всплеснул руками Павлов. – Э нет, милостивый государь, это не про них. Все до единого солдаты, которым Фрунзе обещал освобождение, были уничтожены вместе с членами их семей…
– Как?! Но ведь Фрунзе сам вроде раньше служил в Императорской Армии, потому Врангель и поверил ему… Чтобы он так легко бросался словами…
– С формальной точки зрения, Фрунзе чист. Сразу после сдачи наших частей в плен в Крыму появился особый отдел ЧК во главе с такими господами как беглый каторжник, венгр Бела Кун и его подруга, жидовка Розалия Залкинд – они звали ее Роза Землячка. Их послал лично Ленин, и Фрунзе никоим образом не мог бы на него повлиять, даже если бы очень захотел. Так вот эти– то господа всех и перерезали…
– Расстреляли, ты хочешь сказать?
– Ничуть. Землячка объявила, что пули на них переводить жалко, потому для казней был избран чудовищный способ, уступающий инквизиторским. Всех солдат и офицеров с членами семей сначала раздевали догола, потом особо отъявленные чекисты или добровольцы из числа местных жителей отрубали им руки, ноги, отрезали веки, губы и уши, и только потом вот такой вот живой обрубок – еще живой, подчеркиваю – бросали на корм рыбам…
– Что ты такое говоришь?! Начитался немецких пропагандистских листовок?
– Опять же нет, Ваше Высокоблагородие. Почитайте архивные записки князя Мельгунова, а также материалы комиссии по расследованию злодеяний большевиков, материалы комиссии Соколова. И сами все поймете. А после поговорите с местными эмигрантами – им удалось хоть раз связаться хоть с одним солдатом армии, воевавшим тогда на Перекопе или вблизи его? Сопоставьте факты, и поверите мне.
Краснов обомлел.
– Послушай, но ведь гарантия безопасности от большевиков была…
– Да бросьте вы, Петр Николаевич. Оголтелые варвары, озверевшие биндюжники, изверги рода человеческого…
– Да я не об этом. Врангель, когда обращался к солдатам перед эмиграцией, сам, по сути, упросил их остаться и своим словом генерала обещал исполнение всех обещаний. На нем, а значит, на нас на всех лежит солидарная с большевиками ответственность за эти бесчинства…
– Хорошо, что вы это понимаете, Петр Николаевич. Но боюсь, что вы один…
– Мы обязаны загладить вину перед ними…
– А как?
– Я не знаю, но…
– Вы не знаете?! Вы, который всегда связывали восхождение Гитлера со спасением России, который в 1939 году написали прекрасный роман «Ложь» обо всем, что происходит в Советском Союзе, и не знаете?!
– Да пойми ты, – отнекивался генерал, – что я не могу воевать с людьми своей страны. Не могу идти на них с открытым забралом. Я проиграл еще в 20– м, а тех, за кого и с кем плечом к плечу я воевал, уже нет физически. Нравится мне это или нет, Россия уже другая, и населена совсем другим народом. И что же, я, патриот, пойду топить любимую Россию, населенную потомками тех, с кем я воевал, которые меня уж не помнят и потому не разделяют понятий о моей вине, в крови? Как– то это, воля ваша…
– Вы неправы. Надежда есть всегда. Ну не может такая огромная страна целиком состоять из негодяев, хотя бы 10 процентов есть тех, кого не добили большевики в Гражданскую и после нее и которые в душе за веру, царя и Отечество! Вот ради них вы и должны принять это судьбоносное для себя и всего казачества решение. Только вы сейчас сможете это сделать… Одно ваше слово имеет значение, вы ведь атаман!
По возвращении домой, Краснов погрузился в обдумывание.
«Да, дилемма, – рассуждал мысленно атаман. – Конечно, как патриот своей страны я должен смириться в властью большевиков и любой другой партии, которая руководит моей страной. Принять не могу эту политику, так то другое дело. Собирайся и уезжай, что ты и сделал. Но изменять принципу «За веру, царя и Отечество» казак и генерал Императорской армии не должен ни при каких обстоятельствах! Царя нет, ну что же. А как же Отечество? Но, с другой стороны, я узнаю о фактах, которые, пусть 20 лет спустя, но все же подрывают любовь к тому Отечеству, что населено потомками вот тех. Тех, что крошили остатки наших войск Южного фронта. Нет у нас с ними общего Отечества, и назвать их своими земляками не поворачивается у меня язык. Если 20 лет назад так поступили их отцы, значит, и они поступят сегодня точно так же… Да, я слышал о расстреле в Катыни. Но, коль скоро этот факт тогда не касался ни меня, ни всего оставшегося за границами сталинско– гитлеровского пакта человечества, я его проигнорировал. А что я вижу сейчас? Что если завтра произойдет перелом в ходе войны, то весь мир окажется под пятой саранчи, коей власть будет дана такая, какую имеют скорпионы… И последуют за этим даже не два горя, а сотни и тысячи несчастий, причастным к которым я буду до конца дней своих.