Принимая во внимание господствовавшую в то время моду на все мифологическое, затем статую с лебедем и четыре буквы, мы полагаем, что не будет ошибкой предположить, что статуя изображала Леду[10] и что таково же было название корабля. Впрочем, это открытие имело бы большую цену, будь оно сделано вскоре после того, как корабль посетил розольфские воды, но через двадцать два года оно, конечно, уже не может иметь никакой цены.
Каково бы ни было общественное положение, в котором оказался впоследствии Фредерик, важно то, что ему не суждено было ни в каком случае вернуться в лоно своей семьи, о которой он, по тогдашнему своему малолетству, не мог сохранить никакого воспоминания.
В часовне замка ему поставили надгробный памятник рядом с монументами предков. Старый Харальд, не чаявший в своем первенце души, никогда не мог утешиться в его смерти и часто приходил плакать над маленьким мавзолеем.
У Харальда Бьёрна была еще дочь Сусанна, выданная замуж за графа Горна, командовавшего дворянским гвардейским полком в Стокгольме и бывшего, таким образом, одной из первых персон в шведском королевстве.
Таковы были последние представители старинного рода герцогов Норландских, дружинников Роллона и Сигурда, давших Швеции двух королей.
Этот род был единственной уцелевшей герцогской фамилией, выводившей свое начало от Одина и Сканда, легендарных предводителей скандинавов. Бьёрны сохранили свою независимость до конца XVIII века, то есть до тех пор, пока не погиб последний представитель их рода, что случилось при обстоятельствах, в высшей степени драматических и таинственных.
В самом деле, весьма любопытна судьба этих молодых людей, которые, едва не добившись установления в Швеции древней династии Бьёрнов, погибли во льдах Северного полюса, как будто последним представителям этой могучей касты было мало обыкновенного савана, а понадобился тяжелый покров вечного снега.
Эти события и составляют предмет нашего рассказа. Они очень похожи на легенду, а между тем состоят из исторических фактов, относящихся не далее как к концу прошедшего века.
IX
В ТОТ ВЕЧЕР, КОГДА «РАЛЬФ» ТАК УПОРНО боролся с разъяренным морем, грозившим его поглотить среди опасных рифов норвежского берега, буря свирепствовала и на суше, хотя и не с такой яростью.
Незадолго до заката солнца пожилой джентльмен лет шестидесяти, с гордым, барским лицом, с манерами человека, привыкшего повелевать, вышел из Розольфского замка на опущенный для него подъемный мост.
На старике был черный бархатный камзол и короткие, бархатные же панталоны. Тонкие нервные ноги его были обтянуты шелковыми чулками модного в то время цвета испанского табака и обуты в низкие открытые башмаки. Костюм дополняла шапочка из меха чернобурой лисицы с ярко сверкавшим бриллиантом с голубиное яйцо величиной и ценностью в два миллиона ливров, а сбоку висел, как знак высокого сана, короткий и широкий норвежский меч с рукоятью, осыпанной драгоценными камнями.
Этот старик, одетый с такой пышной простотой, был не кто иной, как Харальд XIV, герцог Норландский, глава рода Бьёрнов. С тревогой посмотрев на непогожее небо, он приложил к губам золотой свисток, висевший на такой же цепочке, прикрепленной к пуговице камзола, и резко свистнул. Свист этот гулко повторили сумрачные своды замка.
Почти моментально появился слуга.
— Где мои сыновья, Грундвиг? — спросил владелец замка. — Неужели в такую погоду, в такой сильный ветер они вышли в море? Не может быть!..
— Ваша светлость, — залепетал слуга, — разумеется, они не позволят… я полагаю, что нет… впрочем, припоминаю: они изволили отбыть в ског на оленью охоту.
— Нескладно рассказываешь, Грундвиг: путаницу несешь, — строго заметил герцог. — Говори правду, где молодые господа?
— Ваше высочество! Надо полагать, они меня провели, намекнув, что отправляются в ског охотиться, потому что «Сусанны» нет в фиорде.
— Ах, они безумцы, безумцы!.. Вечно в море, в любую погоду! Когда-нибудь оно поглотит их, как поглотило их дядю Магнуса.
— Моих советов они слушать не желают, — с горечью произнес старый слуга, — и лишь все больше и больше сторонятся меня. Бывало, они шагу без меня не делали, а теперь говорят, что для мореплавания я слишком стар…
Верный Грундвиг смахнул навернувшуюся слезу и продолжал с усилием:
— Умоляю вас, ваша светлость, не поручайте мне больше присматривать за ними. Мне с ними не справиться. Сами посудите: погода ужасная, наверняка разбушевался мальстрем, а они в море — и я не с ними, не могу помочь им своей опытностью. Если с ними случится беда, я не переживу… О, ваша светлость! Ради Бога, запретите вы им сами так шутить с опасностью… Когда я не буду больше мешать им своими советами, они станут обращаться со мной по-прежнему, и я буду сопровождать их всюду, как Гуттор… Счастливец!