Т. 12

В письме Гончарова от 11 февраля 1874 г. содержится подробный отзыв о присланной Достоевским первой половине очерка. «Вы, конечно, без моей критики очень хорошо знаете, — пишет Гончаров, — как своеобразны, умны и верны характеристические заметки о наших путешественниках, служащие интродукцией к Вашим „Маленьким картинкам“. Они одни могли бы сами по себе составить капитальное приношение в „Складчину“».578 Особенно понравился Гончарову «тонкий и меткий» образ «приживальщика больших домов». Далее, перейдя к «скучной обязанности цензора», Гончаров высказывает опасение по поводу образа «священника-ухаря», который, по словам писателя, «очерчен так резко и зло, что впадает как будто в шарж, кажется неправдоподобен».579 В ответ на возражение Достоевского (в не дошедшем до нас письме к Гончарову), что «зарождается такой тип» священника, Гончаров отстаивает свое представление о типе и типическом: «…если зарождается, то еще это не тип. Вам лучше меня известно, что тип слагается из долгих и многих повторений или наслоений явлений и лиц — где подобия тех и других учащаются в течение времени и, наконец, устанавливаются, застывают и делаются знакомыми наблюдателю. Творчество (я разумею творчество объективного художника, как Вы, например) может явиться только тогда, по моему мнению, когда жизнь установится, с новою, нарождающеюся жизнию оно не ладит: для нее нужны другого рода таланты, например Щедрина. Вы священника изображали уже не sine ira,580 здесь художник уступил место публицисту».581 Гончаров предлагает Достоевскому самому решить, основательны ли высказанные им цензурные опасения и как печатать очерк — «с попом» или без него.582

В письме от 14 февраля 1874 г. Гончаров продолжил свой спор с Достоевским о типе и типическом. Не отрицая возможности реального существования священника, подобного изображенному Достоевским, Гончаров, однако, замечает: «…его могут принять за шарж потому единственно, что он один зараз носит на себе все рубцы, которые нахлестал нигилизм, с одной стороны (он и курит непомерно, и чертей призывает, и хвалит гражданский брак), он же — с другой стороны — и франт, весь в брелоках, цепочках, опрыскан духами и напоминает французского модного аббата бурбоновских времен».

На замечение Достоевского, что этот образ «не шарж и не выдумка, а снят <…> с действительности, как фотография», Гончаров возражает: «…в этом именно и заключается причина, что из него не вышло <…> типа».583

Еще до написания своего второго письма к Достоевскому Гончаров 13 февраля 1874 г. представил первую половину «Маленьких картинок» в Комитет по изданию сборника «Складчина» с следующей сопроводительной характеристикой: «Это ряд маленьких очерков, умных, оригинальных, талантливых. Тут только одна половина Автор другую половину обещает прислать через два или три дня, в субботу».584 После получения несохранившегося ответа Достоевского на второе свое письмо Гончаров 18 февраля 1874 г. сдал в Комитет вторую половину «Маленьких картинок», но без отрывка о священнике-нигилисте, явившемся причиной спора между писателями (рукопись эта дошла до нас лишь в виде отрывка белового автографа).

Договоренность об изъятии эпизода о священнике-нигилисте была достигнута в процессе переписки, о чем свидетельствует цитированное выше письмо Гончарова к Достоевскому от 14 февраля 1874 г. «Я исполнил, как Вы указали, — пишет здесь Гончаров Достоевскому, — то есть отобрал листки с девятнадцатого по двадцать шестой, именно с той строчки, которая начинается: „Однажды в июле“ и до конца — и оставил их у себя, чтобы вручить Вам при свидании, в надежде получить от Вас вторую половину — и обе вместе, если можно, в понедельник доставить в Комитет».585

Обращение к наборной рукописи дает возможность установить место изъятого Гончаровым отрывка. Согласно первоначальной нумерации, сделанной Достоевским, первая половина очерка занимала листы 1-26 рукописи и завершалась наброском о священнике. После изъятия листов 19-26 пришлось вычеркнуть семь последних строк на листе 18: «Главное, не знаешь ~ расхаживали по вагонам». (XXI, 342). Под ними рукою Гончарова написано: «Будет продолжение». На первой странице второй половины очерка рукою Гончарова написано: «Продолжение».

Сохранившийся отрывок белового автографа. (XXI, 313-314) соответствует листам 23-24 наборной рукописи по нумерации Достоевского; поскольку весь изъятый Гончаровым текст занимал листы 19-26 рукописи, очевидно, что ее листы 19-22 до нас не дошли.