t

Т. торопливо осмотрел комнату, желая убедиться, что в силах поддерживать её существование. Усилие оказалось чрезмерным — комната мгновенно наполнилась множеством предметов, которых секунду назад не было. Теперь на стенах висели тирольская шляпа с пером, рога оленя, двустволка, красные бархатные шторы (окон за ними так и не появилось), и ещё две керосиновые лампы, дававшие яркий до белизны свет. Двери по-прежнему не было.

Т. перевёл взгляд на стол.

«Перо не может просто висеть в воздухе, — подумал он. — И само бегать по бумаге. Нужна рука…»

Представить собственную ладонь оказалось сложнее всего. Выяснилось, что Т. совершенно не помнит, как она выглядела: все прошедшие перед его мысленным взором руки — пухло-короткопалые, красные, бледно-тонкие, смуглые, тронутые азиатской желтизной, — явно принадлежали другим. В конце концов Т. вообразил кисть в белой лайковой перчатке.

Рука в перчатке после некоторой неловкой паузы подняла перо, макнула его в чернильницу и провела по бумаге короткую черту.

Перо бросало на бумагу двойную тень. В ярком керосиновом свете лист был чётко виден; различимы были даже мелкие поры бумаги и тончайшие, почти невидимые чёрные волоски вокруг оставленной пером линии — наивные попытки чернил вырваться на свободу, ускользнув в капилляры бумаги. Т. усмехнулся.

«Вот так и человек, — подумал он. — Куда бежать? Действительно, куда бежать, если всё на свете — просто текст, а лист, перо и чернила у того, кто чертит буквы? Впрочем, сейчас их чёрчу я сам… Но кто тогда я сам? Уж не Ариэль ли?»

Эта мысль показалась невозможно жуткой.

«Работать. Русскому крестьянину были бы смешны проблемы праздного барского ума, застрявшего в бесконечности. Потому что русский крестьянин знает только работу с утра до вечера. Вот и мы будем работать не отвлекаясь. Попробуем-ка что-нибудь написать…»

Перо коснулось бумаги и вывело: РЕКА

Т. сразу же увидел эту реку — она была изумрудно-зелёной и неслась мимо рыжих каменных уступов, над которыми поднимались черепичные крыши приземистых белых домов. Кажется, это было где-то в Италии.

«Интересно, — подумал Т. — Откуда взялось остальное — берега, дома? И можно ли всё это изменить?»

Обмакнув перо в чернильницу, он дописал:

РЕКА, СКОВАННАЯ ЛЬДОМ

И река стала другой. Вместо изумрудной ленты перед Т. возникло бескрайнее ледяное поле — река сделалась очень широкой. Рыжие камни берегов исчезли. Всё вокруг теперь покрывал снег. Стоял зимний вечер; в просвете жёлто-синих облаков горел красный глаз заходящего солнца.

Т. почувствовал, что его переполняет весёлая сверкающая сила, похожая на тот солнечный изумрудный поток, который явился ему в самом начале.

«Значит, я и правда всё могу, — подумал он. — И нет ни Ариэля, ни его подручных. Кто теперь мой создатель? Я сам! Наконец… Можно придумать себя заново. Впрочем, второпях ничего менять не будем. Для начала вполне сгодится граф Т. Первым делом следует выбраться из этого лимбо… Хотя бы туда же, откуда мы сюда попали. Попробуем-ка самый короткий маршрут…»

Перчатка приблизилась к листу и быстро застрочила:

Река, скованная льдом, несомненно, была Стиксом, отделявшим мир живых от того, для чего в человеческом языке нет слов. Трёхглавый Кербер, страж загробных врат, был где-то рядом — это делалось ясно по тоскливому ужасу, волнами проходившему сквозь душу. Но граф Т. пока что не видел стража. Он шёл по берегу, направляясь к заснеженным руинам, видневшимся на краю ледяного поля. Берег, по которому он шёл, был берегом смерти…

Грозные цвета заката ворвались в сознание с такой силой, что рука в перчатке исчезла. Было непонятно, откуда возник целый мир, реальный и ослепительно-яркий: Т. никогда в жизни не видел ничего подобного.

Огни заката постепенно померкли, и Т. опять стал видеть вокруг комнату. Она изменилась. Тирольская шляпа и оленьи рога исчезли, бархатные шторы тоже — зато появилась целая коллекция изображений кошек.

Самым большим была чёрная африканская маска с загадочно чернеющими провалами глаз и усами из жгутов соломы. Под ней на стене висела полка, на которой стояли самые разнообразные коты из терракоты, крашеной глины и фаянса — особенно выделялся среди них благородный ориентальный зверь жёлтого цвета с колотушкой в одной руке и веером в другой.

Почему-то одна из стоящих на полке кошек — небольшая египетская статуэтка чёрного цвета, очень древняя по виду, — показалась Т. невыразимо жуткой. В её тёмно-зелёных миндалевидных глазах было что-то засасывающее: Т. почудилось, что он может стечь в них, как дождевой ручей в канализационную решётку, и он быстро отвёл взгляд.