Первое правило звучало так: «Всегда открываться по ключу-команде».
Второе правило внушало: «Ключ-команда сомнению не подлежит».
Третье правило гласило: «Оператор, владеющий ключом к тебе, всегда прав».
Грант всей душой хотел верить, что никто из операторов-ресионцев не станет создавать иллюзии себе подобных. Ключ к нему, Гранту, был только у оператора-ресионца. Вселенная могла обратиться в поток частиц и растаять вокруг, но, несмотря ни на что, существовал он, Грант, и существовал его оператор.
Возможно, Джастин никогда не существовал. Возможно, на свете не было никакого Ресиона и никакого Сайтина. Но тот, чьи губы нашептывали ему верные числа и ключевые фразы, мог при желании легко войти в его разум и так же легко выйти обратно, не оставив следа, мог извлечь из его сознания ту или иную мысль для более внимательного изучения — но не для замены: поставленная на стол ваза находилась в этом положении всего миг, после чего вернулась на прежнее место. «Возвращаться настойчиво, но без резких движений — другой образ, — думал Грант, — принадлежит иной реальности». Оператор может повторять заходы сколько угодно, и ваза станет вращаться хоть до бесконечности, и последует еще множество отвлекающих маневров — вроде появления в комнате еще одного стола, сдвигания кушетки в сторону, прежде чем ваза на мгновение окажется в новой позиции. Даже тогда ваза будет стремиться к прежнему положению — но наперекор времени.
Было бы легче, если бы гость сказал нечто вроде: «Мы собираемся изменить в этой комнате все». И показал бы ему ключ. Приказал встать в стороне и наблюдать. А потом пояснил бы, каким образом изменения сочетались с домашней обстановкой, после чего, в случае грамотной работы, он все меньше и меньше воспринимал бы изменения.
Однако гость повел себя не столь тонко — он, что называется, свалил все в одну кучу, загнал его, Гранта, в угол и принялся задавать вопрос за вопросом. Что обеспокоило ази, ибо он был в состоянии уловить суть подобной небрежной тактики — по возможности отвлечь его, дабы незаметно передвинуть вазу на столе. Либо пренебречь столь явным искушением и произвести куда более тонкий маневр.
Раз или два гость даже оглушил его, ударив. Когда Грант лежал ничком, дверь несомненно была закрыта, а разбитая на кусочки ваза сама собой склеилась; и мебель сама по себе пришла в порядок, а детали интерьера стали возвращаться в исходное положение.
Гранту еще долго пришлось лежать, дабы удостовериться, что все действительно вернулось на свои места. Незнакомец мог натворить дел и похуже. Мог бы приложить побольше усилий, прогнать его через лежавшее на большей глубине, в конечном итоге загнав туда, откуда нет обратной дороги. А затем незнакомец нашел бы возможность пробраться внутрь его, и он, Грант, был бы обречен втянуться в себя — в знакомую чужаку темную зону, где ему самому, однако, пришлось бы ориентироваться наугад.
Но, конечно, вышло иначе. Грант видел всего лишь образ — детскую картинку, которую создал с помощью техника. Ваза играла роль фальшивых ворот. Ворот из «Да/нет» и «ты в безопасности». При входе все было в порядке, и любой оператор, убеждавший пациента в правдивости виденного, неизменно слегка менял картинку.
А нынешний гость просто швырнул ее на пол.
Юноша снова очнулся в комнате, куда более блеклой и неброской, чем прежде. Вокруг сновали и пытались заговорить с ним тени. Но Грант в основном все еще пребывал «там». Грант обессилел, и комнаты то и дело куда-то пропадали, мебель беспорядочно носилась в воздухе, требуя поставить ее на место — что подразумевало необходимость сильного углубления, — а окружающие продолжали отвешивать ему пощечины, и казалось, будто после ударов плоть каменеет. Люди заговаривали с ним, однако слова рассыпались в невидимую пыль. У Гранта просто не было на них времени. Внутренне он разваливался на части и если бы его разбудили, вряд ли сумел бы вернуть все в прежнее состояние.
Кто-то подбросил ему ключевые слова, оставленные посетителем. И заставил его очнуться. Открыв глаза, юноша увидел, что на краю его койки сидит Петрос Иванов.
— Сейчас тебя попробуют усадить на стул. Ты не против?
— Не против, — отозвался пациент, готовый позволить им — кому бы то ни было — делать с собой все, что угодно. Ибо был слишком занят водворением деталей на прежние места — а те, как назло, опять выпадали.
Комната вдруг изменилась. Появились цветы. Возник водопад. Падающая вода создавала странный бессвязный ритм. Ну конечно — то был осколок. Осколки по своей сути — обыденность. Грант послушно принялся искать шаблон. Его приковали к стулу! Юноша мог лишь гадать, что означала эта информация. Ази пришлось заняться математическими вычислениями: ему подбросили настоящую задачу. Но он не знал, отчего все произошло именно так.
Возможно, он спал. Грант знал, что с его рассудком проводили какие-то манипуляции, поскольку фальшивые ворота отличались неустойчивостью: ваза все норовила соскочить со стола на пол. Небезопасно. Небезопасно…