Сыщики преисподней

Из хибары донесся тянущий звук, и хозяин понял, что это стон. Одним ударом плеча он высадил рассыпавшуюся в щепки дверь и сразу оказался посередине комнаты. Увиденное заставило турка попятиться, замахать руками и громко закричать, призывая на помощь всемогущего Аллаха вместе с его верным архангелом Джабраилом. На залитом солнечным светом земляном полу лежал седой как лунь дряхлый старик, беззвучно открывая сочащиеся кровью, потрескавшиеся от беспрестанного крика губы.

– Мустафа, это ты? – еле слышно произнес человек, и турок задрожал всем телом, узнав голос своего давнего постояльца. – Зажги свечу, полнейшая тьма – я ничего не вижу.

На побелевшего хозяина смотрели два глаза, покрытых белесой мутной пленкой.

Турок не помнил, как вскочил в седло, пришпорив лошадь босыми ногами, – он доскакал до аль-Кудс, до дома хорошо знакомого и еще не успевшего проснуться местного лекаря, всего за двадцать минут и начал отчаянно барабанить в окна.

– Джавахири, во имя Аллаха, скорее вставай! Беда пришла, ох беда!

Доктор аль-Джавахири не смог улучшить состояние Ираклия – у монаха началась горячка, ему становилось все хуже. Он уже никого вокруг не узнавал, постоянно порывался встать, и его пришлось привязать к кровати. Лекарь отворил дервишу кровь: как сказал аль-Джавахири плачущему Мустафе, с важностью, дабы не возникло сомнений в его учености, поправляя очки: у брата Ираклия случилось сильнейшее нервное потрясение, следствием которого стало «большое пролитие крови внутрь головы».

Еще через день за братом Ираклием приехали представители грузинской духовной миссии в Иерусалиме, чтобы погрузить его бессознательное тело на телегу, запряженную двумя мохнатыми лошадьми. Монаху предстоял долгий мучительный путь в родной Тифлис.

В его багаже ехала и Книга, заботливо упакованная Мустафой вместе с остальными вещами, – монах нащупает ее только тогда, когда придет в себя в одинокой келье. Ослепший Ираклий успеет спрятать ее под кроватью. Но отец Дионисий окажется в отъезде, на встрече в Петербурге, и ему придется прохрипеть слова исповеди тому, кто окажется рядом в его последние минуты на смертном одре, – семинаристу, которого попросили «приглядеть за блаженным», судя по ломкому голосу, почти ребенку.

– …В общем, если перевести на современный язык – у этого человека произошел тяжелый инсульт, – сказал Сталин, выбив сгоревшие волокна табака из закопченной трубки. – Отнялись ноги, не слушалась одна рука. Мало того, он всего за десять (!) минут ослеп на оба глаза. Генрих, я клянусь тебе – этот монах в двадцать пять лет выглядел старше, чем я в семьдесят! Теперь можешь себе представить, что именно он прочитал в этой Книге…

Генрих Мюллер молчал, глядя на вождя народов выпученными глазами. Из наклоненной стопки на раскрытую «Экспансию» Юлиана Семенова тягуче капал самодельный шнапс. Группенфюрера весьма трудно было чем-либо удивить что на том, что на этом свете. Однако Сталину это явно удалось.

– Так что же было написано в той Книге, Коба? – чужим голосом произнес Мюллер и тут же закашлялся – ему стало страшно от того, что он может услышать.

– А вот что… – наклонился к его лицу Сталин, но сенсация не состоялась – раздался оглушительный грохот, и тщательно выбеленная Мюллером стена баварской кухоньки исчезла, словно растворилась. Из белого облака столбом поднявшейся пыли не спеша появился тот, кого вождь народов в эту минуту совсем не ожидал увидеть.

– Чешская вакуумная взрывчатка, – бесцветно пояснил гость, отряхивая рукава. – Очень хорошая вещь. Превратит любую стену в разновидность муки, никого при этом не задев.

Шеф гестапо и генералиссимус, также обсыпанные белым порошком, молча переглянулись. Сталин неудержимо чихнул – над столом взвилось и повисло мутное облачко пыли. Мюллер заметил наконец, что льет шнапс на Семенова, и чертыхнулся.

– Ты за мной? – задал вождь народов гениальный по сути своей вопрос.

– Ага, – обыденно кивнул Калашников. – И давай пошли – хватит, погулял.

Глава 11 Дамский разговор (14 часов 09 минут)

Появлению штабс-капитана Калашникова на явочной квартире Сталина, где тот рассчитывал отсидеться до окончания всех адских событий, предшествовал водоворот, включающий отстранение его от расследования. Шеф пришел в настоящее бешенство, когда обнаружил, что Алексей позволил самоликвидироваться одному из главных – если вообще не самому главному – заговорщиков, потеряв прямой выход на убийцу. По одежде Калашникова побежали настолько мощные электрические разряды, что он попрощался со своим загробным существованием.

Однако, поорав, потопав копытами и призвав на головы «идиотов» все силы Ада (которыми он, собственно, и являлся), босс испепелил лишь злополучного итальянца-охранника. Калашникову сквозь зубы было велено ехать в контору и сдать дела вплоть до дальнейших распоряжений.